— Ясно стало и то, почему странный пожар не распространился за пределы улуса в границах тысяча девятьсот двенадцатого года, — добавил Есько. — И свойства золы тоже нашли свое объяснение.
— И в чем же оно? — поинтересовался Юрий Беликов.
— Проклятие, — коротко ответил Есько.
Следователь захохотал.
— Действительно, дедушкины сказки! — воскликнул он. — Если бы сбывались все проклятия, на земле давно не осталось бы ничего живого!
— Наверное, — согласился Есько. — Но реализуются проклятия лишь ментально сильных людей. Слова остальных просто разносит ветер.
— Заарин… он был богдо, то есть святой, — вступил шаман. — Высшей степени посвящения до него удостаивались лишь два человека, но это было давно, очень давно. Баташулуун Шагланов был третьим и, вероятно, последним.
Василий Шарменев встал из-за стола, прошел, присел на корточки у камина и кочергой стал ворошить в нем угли.
— Ну и какими способностями мог обладать ваш заарин? — поинтересовался Юрий Беликов.
— Вы неправильно произносите это бурятское слово. Ударение надо ставить на первый слог, первое «а». — Оставив кочергу в углях, шаман поднялся, — Баташулуун Шагланов обладал сверхчеловеческими способностями. Он познал истину в шаманизме. В человеческом представлении он был всемогущ, почти как бог. Маленькая демонстрация… Подойдите, Юрий, — позвал шаман.
Следователь подошел.
— Я думаю, что нахожусь на уровне шестой или седьмой ступени, хотя посвящения не принимал. Но смотрите!
Левой рукой шаман вынул кочергу из камина, перехватил ее за другой конец правой, поднял над головой и, минуту подержав, бросил ее на медный лист, прибитый к полу у камина. После всего этого он продемонстрировал открытую ладонь.
— Никаких последствий!
— Шаманский трюк и не более. Металл недостаточно горяч для того, чтобы обжечь!
Усмехнувшись, следователь поднял кочергу, но тут же, вскрикнув, ее и выронил.
— Что за черт?! — Он тряс обожженной рукой.
— Покажите-ка, — попросил шаман.
— Маслом надо помазать, — посоветовала Джина.
— Ерунда, пройдет, — ответил Беликов, но ладонь показал.
Ожог был не слишком сильный, но волдыри гарантировал. Шаман наложил на него свою ладонь и, подержав минуту и что-то невнятно нашептывая, сложил по одному пальцы Беликова в кулак.
— Не разжимайте четверть часа.
— Ладно, — кивнул следователь, возвращаясь за стол. — Мне одно не понятно, Василий. Как такой супермен, как ваш заарин, позволил себя казнить?
— Ну, во-первых, там было задействовано несколько сильных боо, но заарин, конечно же, справился бы с ними, если бы захотел.
— А во-вторых?
— Он не захотел сопротивляться, он хотел умереть.
— Почему?
— Пути его неисповедимы. Я не знаю ответа. Я всего лишь практикующий шаман без посвящения. Знания утрачены безвозвратно.
— Вы не правы, — возразил Есько, — знания не могут быть утрачены.
— Почему? — спросила Джина. — Сгорела, скажем, какая-нибудь бурятская тайная колдовская книга, и все, пишите письма!
Шаман рассмеялся:
— Девочка моя, у бурят до советской власти вообще не было письменности, а уж тем более каких-то там тайных книг. Знание передавалось из уст в уста в процессе ученичества. Шагланов хотел передать их усть-ордынскому Быку, Садо Мунхажаеву, но твой прадед Гомбо Хандагуров убил Быка, и цепочка оборвалась.
— Значит, этот низкий и подлый Гомбо — мой предок? — догадалась наконец Джина.
— Именно поэтому теперь, когда заарин восстал из могилы, нам и всем другим потомкам Гомбо грозит смерть.
— А также, наверное, потомкам его убийц, усть-ордынских шаманов Пятнистого Волка, Сороки и, может быть, Полярной Совы, — предположил Есько.
— Именно, — кивнул Василий Шарменев.
— Если я правильно понял, — сказал с усмешкой Юрий Беликов, — Иркутск и окрестности в скором будущем ожидает новая кровавая резня.
— Возможно, она уже началась, — без улыбки заметил Есько, — а мы просто еще не знаем об этом.
Джина давно уже поднялась с дивана и нервно ходила по комнате, жестикулируя забытой в руке полупустой бутылкой колы. Она остановилась напротив следователя.
— Юрий, вы должны защитить всех этих людей! Пусть Гомбо Хандагуров век назад поступил подло, но потомки-то его ни в чем не виноваты! Сын за отца не ответчик!
— Именно ответчик, — возразил Есько, — в старину кровная месть у большинства народов считалась делом святым и необходимым, причем месть любыми возможными способами, чаще всего никаких правил не предполагалось.
— Не надо меня уговаривать, Джина, — не придав реплике «аномальщика» никакого значения, сказал следователь, — я-то не против, но кого конкретно прикажете защищать?
Все повернулись к хозяину.
— Вы знаете других своих родственников? — спросил Есько.
— Да. Лет десять примерно назад, когда осваивал компьютер и Интернет, я задался целью разыскать потомков всех причастных к смерти заарина людей. Я не слишком верил в родовое проклятие, считал все это легендой и не более того, но разыскал кого смог.
Он выдвинул нижний ящик и выложил на стол внушительных размеров папку.
— Вот, — он подвинул ее в сторону Беликова, — возьмите, если надо.
Следователь взял папку, взвесил на руке, покачал головой.
— Спасибо, я все это изучу, но потом — нет времени. Может быть, прямо сейчас мы наметим тех, кто в первую очередь нуждается в защите?
— Главный объект мести Того, кто восстал…
Шаман запнулся, задумался, потом спросил у Есько:
— Вы расскажете мне, как это произошло?
— Все, что знаю.
— Ладно, чуть позже, — продолжил хозяин. — Итак, главный объект, конечно же, сам Гомбо Хандагуров.
Он посмотрел на гостей. Вызванный его словами эффект превзошел все ожидания. Джина даже тихонько вскрикнула, не удержалась.
— Сколько же ему лет? — почему-то шепотом спросил Есько.
— Он тысяча восемьсот девяностого года, значит, в этом году ему исполнится или уже исполнилось, я не знаю день и месяц его рождения, сто двадцать один год.
— Фантастика, — тоже прошептала Джина. — Люди столько не живут…
— Гомбо, вероятно, самый старый бурят на планете, — сказал шаман, — впрочем, я не интересовался этим вопросом.
— Расскажите его биографию, — попросил Есько.
— Все, что я узнал, в папке.
— Коротко, чтобы определиться.
— Ладно, но тогда я начну с усть-ордынских шаманов. Полярная Сова, фамилию я даже не выяснял, умер сразу после казни в тысяча девятьсот двенадцатом году, детей у него не было. Пятнистый Волк погиб во время казни, а десять лет назад был жив единственный его внук…
Он запнулся и, взяв у следователя папку, принялся листать ее, приговаривая:
— Подзабыл уже… давно не открывал… вот, нашел! — Зачитал: — Николай Петрович Мунхажаев, тысяча девятьсот тридцать первого года рождения, по-прежнему проживает в Усть-Орде.
— Где конкретно?
Беликов достал мобильник и, выяснив адрес, продиктовал его кому следует.
— Узнайте, жив ли он, и, если жив, установите наружное и видеонаблюдение.
Следователь убрал сотовый и повернулся к хозяину:
— Дальше.
— Перейдем к Сороке, — продолжил шаман. — У нее тоже был единственный сын Атан Шамбуев, года рождения… сейчас посмотрю…
Он стал перелистывать свою папку.
— Дядя Вася, почему у шаманов так мало детей? — воспользовавшись паузой, поинтересовалась Джина. — Начало двадцатого века, не наши все-таки дни, а у Волка и Сороки по одному ребенку, у Совы вообще ни одного. Кстати, как и у тебя, дядя Вася. Почему ты не имеешь детей?
— Почему? — Шаман замялся. — Понимаешь, Женька, не встретилась на моем пути такая женщина…
— Встретилась, не лукавьте, — вступил Есько. — Давайте я за вас отвечу. А если что-то не то скажу, вы поправите.
Шаман пожал плечами:
— Говорите, только не забывайте, Женя еще ребенок.
Девушка едва сдержала возглас возмущения, а Есько с улыбкой продолжил: