Словом, когда господин Хандагуров видел политизированную шумиху вокруг русских в Балтии, периодически раздуваемую каким-либо из центральных федеральных каналов, он не мог сдержать смех. Никакой дискриминации теперь он не ощущал. В период советской оккупации, действительно, неприязнь присутствовала, но как только множество туристов, в том числе из России, наводнили город, практичные прибалты вспомнили русский, а рубли, нисколько не артачась, принимали наравне с долларом и евро.
Во втором часу по местному времени Борис Григорьевич попал наконец в свой офис в той части центра, что отстроена в сталинский период, но с видом из окна на средневековый старый Таллин.
Перебирая почту, бизнесмен обратил внимание на странное письмо, на котором отсутствовали не только почтовые штампы, но и адрес отправителя, а на месте адреса получателя по-русски были надписаны его имя и фамилия. Все указывало на то, что письмо в стандартном конверте не пришло по почте, а было доставлено каким-то иным способом. Впрочем, опасаться было нечего, это ж все-таки не посылка или бандероль и вряд ли может оказаться начинено тротилом.
Повертев конверт и не обнаружив более ничего примечательного, Борис Григорьевич вскрыл его и извлек на свет божий лист с отпечатанным на принтере русским текстом, прочтя который с усмешкой отбросил его в сторону. Все это походило одновременно на «письмо счастья» и дружеский розыгрыш, довольно неуклюжий, надо заметить.
Послание было подписано адвокатом из Иркутска (подпись разобрать не удалось), и суть его сводилась к тому, что умер Гомбо Хандагуров, дед Бориса Григорьевича по отцовской линии, оставив после себя наследство, оцененное в десять миллионов долларов.
Этого мифического деда в глаза не видел не только Борис Григорьевич, но и его покойный отец. Много лет назад бурятский дедушка, оставив единственное наследство — фамилию, сбежал от бабушки еще до рождения второго своего ребенка. И вот теперь он умер…
Борис Григорьевич расхохотался: сколько лет этому деду — сто? Нет, все сто двадцать! Люди столько не живут!
Странности этим не ограничивались. Адвокат приглашал прямых потомков Гомбо до полудня 15 июня прибыть в город Иркутск, в аэропорту которого их встретят, отсутствующие же по условию покойного выбывали из числа наследников. Подобное непредставимо ни в одной цивилизованной стране!
Борис Григорьевич усмехнулся: кто сказал, что Россия цивилизованная страна, тем паче Сибирь? Там, поди, до сих пор по городам медведи бродят…
Бизнесмен снова взял письмо в руки и перечитал, ожидая найти несообразности либо просьбу о деньгах. Напротив, адвокат писал, что авиабилеты до Иркутска через Москву на всех таллинских Хандагуровых уже заказаны, причем не только на него самого, его брата Виктора Григорьевича и племянника Дмитрия, но и на жену последнего Татьяну, находящуюся на пятом месяце беременности. Адвокат был в курсе и этого, включив не рожденного еще ребенка в число наследников.
Время и номер рейса в распечатке электронного билета были указаны, и, чего уж проще, Борис Григорьевич тут же позвонил в аэропорт. Каково же было его изумление, когда выяснилось, что билет на его имя действительно существует и при регистрации ему необходимо всего лишь предъявить паспорт с российской визой.
Положив трубку, бизнесмен задумался: что происходит? Тратить несколько сотен евро на розыгрыш не в привычке его знакомых. Это глупо, в конце концов! Впрочем, и вся история, изложенная в письме, не менее глупа.
Размышления прервал телефонный звонок племянника, который рассказал, что в их домашний почтовый ящик было брошено точно такое же странное письмо, слово в слово. Дмитрий спрашивал совета, как ему поступить, но дядя и сам этого не знал, а потому распрощался с племянником, пообещав вскоре перезвонить.
В этот самый момент и высветился на экране его мобильника незнакомый российский номер. Звонила девушка, представившаяся помощником адвоката из Иркутска (фамилия была произнесена невнятно). Она озвучила то же, что было в письме, от себя добавив, что десять миллионов — это минимальная сумма, и ожидается, что наследство окажется значительно солиднее. Помощник адвоката заверила, что делами покойного занимается серьезная контора, и пожелала напоследок таллинским Хандагуровым счастливого пути.
Совершенно ошарашенный бизнесмен спустя четверть часа пришел к выводу, что в случае принятия приглашения единственная его возможная потеря — это время, а если все окажется правдой… Сколько у его деда может быть прямых потомков? Ну, пусть десяток или даже два. В любом случае игра стоит свеч…
Борис Григорьевич набрал номер племянника.
— Дима, собирайтесь, — сказал он, — мы летим в Иркутск…
Глава 30
ДЕДУШКИНЫ СКАЗКИ (продолжение)
20.20. Остров Ольхон
— Час почти прошел, — сказал Юрий Беликов ольхонскому шаману. — Могу я разжать кулак?
— Боль чувствуете?
— Нет.
— Очень хорошо, надеюсь, все получилось.
Следователь осторожно разжал пальцы и, взглянув на ладонь, не сдержал удивленного возгласа:
— Так не бывает!
От ожога не осталось и следа. Джина подошла и потрогала гладкую кожу.
— Ни капельки не больно?
— Нет, — улыбнулся следователь.
Именно в этот момент ему позвонили и сообщили о смерти Николая Петровича Мунхажаева, единственного потомка Пятнистого Волка, о чем капитан юстиции сразу же и рассказал остальным:
— Предполагаемая причина смерти — остановка сердца. В Усть-Орду уже выехала следственная группа из Иркутска.
— Вы считаете эту смерть случайным совпадением? — спросил Есько.
— Уже нет, — ответил следователь.
Он не то чтобы до конца поверил «аномальщику» и шаману, но по опыту знал: если совпадения следуют одно за другим, они переходят в разряд правил, и с ними невозможно не считаться. Он решил прислушаться к их антинаучным советам. Довольно уже смертей, хватит! Впрочем, он к ним уже и прислушался, иначе зачем бы приехал на Ольхон?
— Ваши предположения, Степан Юрьевич, о гибели прораба участка и водителя подтвердились, — продолжил следователь. — Так что же все-таки произошло вчера утром на стройке? Я хотел бы услышать ваши версии. Сначала вы, Степан Юрьевич.
— Началось все сто лет назад…
— Ровно девяносто девять, — вставила Джина.
Есько кивнул и продолжил:
— Заарин проклял улус Хандабай и живьем был погребен на месте, впоследствии ставшем стройкой нового корпуса лицея. Строители, роя котлован, потревожили кости невинно убиенного, за что и были наказаны.
— Как вы объясните то, что Зуев и Онопко сами превратились в серийных убийц? — спросил следователь.
— Вероятно, дух заарина передал им часть своей черной агрессии, — предположил Есько.
— Все сложнее, — покачал головой Василий Шарменев, но тут же себя и поправил: — Хотя ничего особо сложного в этой трагической ситуации я не вижу.
— Продолжайте, Степан Юрьевич, — попросил следователь.
— У меня, собственно, все. Проклятие реализовалось, деревня уничтожена. Теперь дух заарина, если мы не помешаем, убьет всех потомков Гомбо Хандагурова и усть-ордынской Сороки и на этом, надеюсь, остановится.
— Как мы можем ему помешать? — поинтересовался следователь.
— Никак, — спокойно ответил Есько. — Я не знаю действенных способов борьбы с боохолдоями.
— Значит, и я, и мама, и дядя, и все остальные должны умереть? — спросила Джина. Губы ее дрожали. Она достала сотовый, но звонить не стала, с надеждой посмотрела на дядю: — Ничего сделать нельзя, и мы умрем? Это так, дядя Вася?
— Ты же знаешь, Женька, я сделаю все для твоей защиты. В этом доме находиться безопасно. Пока безопасно…
— Что вы можете добавить к словам господина «аномальщика»? — обратился к шаману следователь.