Выбрать главу

Собрание разошлось не сразу. Споры, ругань долго еще вскипали в ограде Апостола, выплескивались на улицу, растекались во все концы поселка.

Яков Башуров, очень довольный тем, что его по настоянию Фрола избрали председателем реквизиционной комиссии, приковылял к столу.

— Ты уж, Фрол Омельяныч, гумагу мне выдай насчет комиссии-то, чтобы, значить, все было честь честью, форменно.

— Завтра утром, Яков Иванович, приходи ко мне, там мы тебя проинструктируем и оформим все, что надо.

— Во-во, а уж насчет коней-то будь спокоен, снабдим наших казаков-красногвардейцев, тряхнем буржуев.

В Красную гвардию казаков провожали так же, как и в старое время: с выпивкой, причитаниями и благословениями. Разница была лишь в том, что на плечах у казаков не было погон и некоторые из них седлали не своих коней, а реквизированных у богачей.

День выдался пасмурный, низко над станицей плыли тяжелые темно-свинцовые тучи, и временами начинал накрапывать мелкий дождь. Сегодня будни, но по случаю проводов в поселке праздничное оживление. На улицах толпами собираются нарядные девки и парни, из открытых окон многих домов доносится звон посуды, пьяные голоса и песни подвыпивших сельчан. А по селу уже носятся верхами на лошадях посыльные, торопят с выездом. Один из них подъехал к новому, в три комнаты дому Орловых, постучал черенком нагайки в раскрытую створку окна:

— Сват Федор! Торопись со своими казаками, выезжать время!

— Сейчас! — Из окна высунулась седобородая голова старика. — А, сват Мирон! Заходи.

— Нельзя, сват, никак нельзя, мне еще две улицы надо проверить.

— Ну выпей хоть на проводинах-то. — Старик достал со стола полный стакан водки. — Пей!

— Это можно. — Посыльный принял из рук старика стакан. — Ну, счастливого пути вашим казакам. Дай бог как проводить, так и встретить их в добром здравии.

Мирон выпил, закусил половиной калача, еще раз попросил старика:

— Поторопи их, сват. Пожалуйста. Бугринские вон уже все проехали, и атаман с ними, жду на закрайке.

— У нас всё на мази, сейчас прибудем.

В ограде Орловых переступали с ноги на ногу привязанные к столбу, оседланные, завьюченные по-походному кони — гнедой белоноздрый строевик Данилы и рыжий Мишки Ушакова.

Мишки не было в списках станичников, но так как казаки его возраста подлежали мобилизации, он заявил о себе атаману и записался в Красную гвардию добровольцем, вместе с братом Фрола Балябина, Андреем, и таким же молодым парнем Степаном Бекетовым.

В доме началось прощание. После того как гости вышли из-за стола, сгрудились в задней половине комнаты и в коридоре, отец Данилы, пожилой, седобородый Федор Матвеевич, снял с божницы икону Спасителя, благословил ею Данилу, а заодно и Мишку Ушакова.

Когда все из дому повалили в ограду и в улицу, Мишка, надевая шашку и патронташ, шепнул Даниле:

— Ты иди с компанией-то, а я за Андрюшкой Омельяновым забегу, ладно?

— Валяй!

Мишка, гремя шашкой по ступенькам, сбежал с крыльца, отвязал рыжего, вскочил в седло. Но поехал он не прямым путем через проулок, а по большой улице. Против атаманского дома сдержал коня, поехал шагом, но Маринки так и не увидел.

«Значит, ушла туда с девками», — подумал Мишка и, взмахнув нагайкой, пустил коня в галоп.

В усадьбе Емельяна Акимовича тоже многолюдно: провожающие толпились не только в избе, но и в сенях и на крыльце. Андрей, в казачьем обмундировании, с алой лентой на груди и при шашке, уже принял благословение отца, попрощался с родными, с младшими братьями, со стовосьмилетней прабабушкой Анисьей. Старуха дрожащей рукой крестила правнука, приговаривала, вытирая слезы концом головного платка:

— Храни тебя чарича небешная, кажаншка божья матеря. Пошлужи, Андрюшенька, верой и правдой чарю-батюшке, поштой за веру правошлавную…

Вскоре вся компания провожающих двумя шеренгами двинулась вдоль по улице, а посреди них, с конями в поводу, Андрей и Мишка. Кто-то запел, и все хором подхватили:

Прощай, сто-о-ро-о-нушка моя родная, Ой да вы прощайте, милые друзья, Благослови-и-ко, маманька родна-а-я, Ой да, может, на смерть иду, мальчик, я-а…

ГЛАВА XVI

Войска новоиспеченного «походного» атамана Семенова отступали во всех направлениях, все более сжималась подкова красного фронта.

Один из семеновских кавалерийских полков, в котором находился и Спирька Былков, чтобы оторваться от красных, сделал ночной стоверстный переход и, остановившись в поселке Черный ЯР, начал спешно окапываться, готовиться к обороне.