Фрол спешился, передал коня казаку и поспешил в дом. Пригибаясь в сенях, чтобы не стукнуться головой о косяк, он прошел в комнату, где на двух столах лежал покойник. Смерть уже наложила на Бориса Павловича свой отпечаток. Недавно свежее и загорелое лицо его теперь стало цвета мрамора, оттого темнее кажется обрамляющая лицо бородка. Его уже обмыли, надели на него чистую гимнастерку, подпоясали ремнем, сложили на груди руки, приготовили Кларка в последний путь.
В обеих комнатах дома и у тела погибшего командира полно людей. Тут и рабочие — друзья Кларка, красногвардейцы, конники-аргунцы из его сотни. Вдова покойного, молодая белокурая женщина в темном платье, сидела на табуретке и молча, безутешно плакала, уронив голову на стол, к ногам мужа. Трудную жизнь выбрала она, став женою революционера-подпольщика, но никогда не каялась в этом, не хныкала, не жаловалась на судьбу. Об этом Фрол не раз слышал от самого Кларка. Она шла с мужем рука об руку, помогала ему в трудном и опасном его деле. С кучей детей она последовала за мужем, когда его, закованного в кандалы, погнали на каторгу. Вместе с ним была в эмиграции, делила с ним и горе и радости. И вот потеряла его в то время, когда свершается уже то, за что боролся он всю свою сознательную жизнь.
Рядом с нею стоит девочка лет девяти, очевидно старшая дочь, и, заливаясь слезами, глаз не сводит с отца. Вторая, поменьше, плачет, уткнув в колени матери белую как лен, кудрявую головенку. А рядом сердито насупившийся мальчик уставился глазами в пол, держит за руку белоголовую сестренку лет пяти. И еще двое самых маленьких, мальчик и девочка, сидят на кровати, забавляются куклами из пестрых лоскутов, не понимают глупые дети, какое великое горе обрушилось на них.
Все это увидел Фрол, войдя в комнату. Тяжело ступая, подошел к столу, снял фуражку, встал у изголовья покойного.
— Эх, Борис, Борис, — заговорил он глухим, дрогнувшим голосом, — вот где нашел ты свою смерть… доверился каким-то гадам…
Вдова со стоном всхлипнула, схватилась за сердце. Фрол подошел, присел рядом на скамью, привлек старшую девочку к себе.
— Крепись, Анна Андреевна, голубушка, — заговорил он, — горе твое безутешно, а только помни, что ты мать, мать детей Бориса… которых надо вырастить… сожми в кулак сердце и переживи.
Она подняла голову, глазами, полными слез, посмотрела на него, хотела что-то сказать и не смогла.
— А мы, забайкальские большевики, — добавил Фрол, — Кларка не забудем и семью его в беде не оставим.
Хоронили Кларка в тот же день. Сотни людей провожали его с алыми знаменами и пением революционных песен. Гроб с телом своего командира на руках несли казаки-аргунцы его сотни. За ними вели командирского коня, оседланного, под черной попоной.
Шли за гробом соратники Бориса: командиры, комиссары, в числе их Шилов, Бутин, Балябин и другие его боевые друзья. Несли на руках детей покойного, под руки вели его вдову и старушку мать.
Величественные, грустные звуки похоронного марша изливали медные трубы оркестра, тяжко вздыхал барабан, сотни голосов подхватывали знакомый напев. Из мощного, как морской прибой, рокочущего хора выделялся чей-то юношески звонкий, сильный голос. Он словно птица взвивался кверху и, трепеща там, звеня серебристыми крылами, выводил:
Когда гроб с телом Кларка опустили в могилу, аргунцы оказали ему последнюю почесть троекратным ружейным залпом.
ГЛАВА XXII
Слишком поздно вступил Сергей Лазо в командование Прибайкальским фронтом. К этому времени передовые части мятежного корпуса чехов уже подходили к станции Мысовой, за ними лавиной двигались остальные многочисленные их эшелоны. Возможность задержать мятежников в ущельях и туннелях Кругобайкальской дороги была упущена. Теперь вести с ними бой приходилось в открытой местности, при чудовищно неравном соотношении сил. У Лазо, даже после того как прибыл к нему из Читы отряд горняков Николая Зыкова, не было и четырех тысяч бойцов против сорока чехословацких, но обстоятельства вынуждали его принимать неравный бой. Надо было во что бы то ни стало задержать чехов, чтобы руководители Советского Забайкалья успешнее подготовились к эвакуации Читы. Хорошо понимали это и красногвардейцы, потому-то и бились они с таким отчаянным упорством, сдерживая крупные силы врага.