Егор так глубоко задумался, что и не слыхал, как кончили читать приказ, и очнулся только тогда, когда с казаками заговорил Богомягков. Еще с первых лет службы, с того времени, как Егор писал штыком на стене окопа «та-бак», «ка-бак», у него осталось к Богомягкову какое-то теплое, радостно-доверчивое чувство. Егору приятно было снова увидать своего бывшего учителя, он даже собирался подойти к нему, посоветоваться о своем деле.
— Знаю, товарищи, — говорил Богомягков, — как радостно вам было услышать приказ об увольнении. Наконец-то настал давно желанный и вполне заслуженный отдых, снова близки привычный и любимый труд на пашнях, мирная жизнь в родной семье, но, — Богомягков на мгновение умолк, обвел казаков глазами, словно что-то проверяя в их напряженно слушающих лицах, — но сможем ли мы с вами со спокойной совестью уйти из полка в тот момент, когда он так нужен революции?
На площадке вокруг холма сделалось так тихо, что слышно стало шипение маневрового паровоза и перебранка дежурных слесарей в депо.
— Враги ополчились на молодую нашу неокрепшую власть, и она неминуемо погибнет, если мы, защитники ее, разойдемся кто куда.
Как ветерок по несжатой полосе, зашелестел говорок по рядам казаков:
— Вот оно как…
— Зазря радовались…
— Оно, ежели разобраться…
— Тише-е…
— Но я не верю тому, чтоб вы оставили свой полк, когда революция в такой опасности, не верю, дорогие аргунцы, — продолжал Богомягков, все более и более воодушевляясь, — не верю, хотя и знаю, как нелегко вам после стольких лет разлуки ехать мимо родных станиц и сел снова на фронт, Понимаю, как сильно ваше желание увидеться с женами и детьми, понимаю, как руки ваши стосковались по труду, и не шашку бы им держать, а чапыги плуга, но что же делать, товарищи…
Все перевернулось в душе Егора. Ему казалось, что Богомягков смотрит на него, читает его мысли, говорит про него.
Кончил говорить Богомягков, и сразу же в не сломившейся еще тишине раздались ошеломившие казаков слова команды:
— Желающие уволиться четыре шага… впере-ед!
У Егора ноги словно приросли к земле. В ушах все еще звучали слова Богомягкова, разили в самое сердце, куда-то далеко отодвинулись его недавние заботы и горести… Он глянул на Вершинина: тот стоял, вскинув голову, и, глядя на Богомягкова увлажненными глазами, всем своим видом выражал готовность хоть сейчас ринуться в бой. Словно замер в строю, чему-то улыбаясь, Гантимуров, а Молоков, плотно сжав губы, уставился прямо перед собой, сосредоточенно наморщив лоб…
С десяток казаков из всего полка вышли из строя. Из пятой сотни ни одного, из четвертой один — вахмистр Вагин. Все остальные словно застыли на месте.
Настя прождала Егора весь день. Ермоху она увидела, когда он ехал по елани. Выйдя к нему навстречу, подождала его у сеновала и, когда он подъехал, спросила:
— Видел Егора?
— Видел…
— Приедет?
— Нет. Не пустили. Записку тут передал тебе. — Ермоха не торопясь, по-стариковски спешился, достал из-за пазухи бумажку, протянул ее Насте: — На вот, читай. Да не горюй шибко-то, беды никакой не случилось. Егор говорит, теперь уж недолго тебе ждать. Войсков у Лозова сейчас, сам видел, великое множество. Жиманут Семенова, и по домам.
Настя долго читала написанные наспех каракули Егора. Побледнела.
— Чуяло мое сердце, — проговорила она наконец, задрожав губами, и, отвернувшись, навалилась грудью на прясло.
Глава XII
Надежды белогвардейского атамана Семенова на то, что забайкальские казаки не примут революцию, что в тылу Красной гвардии начнутся восстания против советской власти, не оправдались. Наоборот, в селах и казачьих станицах стихийно возникали добровольческие отряды, они спешили на помощь Красной гвардии Сергея Лазо, наступали на белых с флангов.
К середине мая фронт красных гигантской подковой охватил территорию, захваченную белыми. Восточный конец этой подковы упирался в китайскую границу на Аргуни, в районе станицы Дуроевской, южный — в монгольскую в верховьях Онона. На юге фронт держали отряды Красной гвардии Петра Аносова; с запада, вдоль железной дороги, перешли в наступление главные силы красных, которые вел сам Сергей Лазо. С востока наступали на белых Нерчинский отряд Петрова-Тетерина, кавалерийская казачья бригада «Коп-Зор-Газ»[37] и пехотный полк, который сформировал из крестьян Александровско-Заводского уезда и командовал им бывший прапорщик Павел Журавлев.
37
Эта бригада возникла из трех казачьих добровольческих отрядов Красной гвардии: Копунского — под командой бывшего прапорщика Прокопия Атавина, Зоргольского — под командой бывшего фронтовика Петра Пешкова и Газимурского — под командой бывшего фронтовика, кавалера двух георгиевских крестов Василия Кожевникова. Отсюда и название бригады «Коп-Зор-Газ» (Копупь, Зоргол, Газимур)