— Во сто раз лучше, — уверенно заявил Егор. — Да вот взять хоть бы такой пример: хозяин мой, Савва Саввич, вон какой капитал имел, под пашни целые пади захватил, скота полнехонек двор, коней табун, овец, а налогов платил одинаково с нами, это правильно? А теперь шалишь, брат, — много имеешь, много и платить будешь, а с нашего брата, бедняков, никаких налогов, ни податей, да ишо и вольготности всякие: учить будут за казенный счет, а наймешься в работники — хозяина заставят цену платить настоящую, как рабочему…
— Ну, это ишо куда ни шло, — согласился Михаил, — а дальше что?
— А то, что такого уж не будет, чтобы один богател, а другие на него работали. Для бедняков копиративы устроят.
— А что это такое?
— Это… — Егор, на минутку замявшись, почесал за ухом. — Рассказать-то я не сумею, однако. Словом, так: в каждом поселке устроят такое всем обществом, где и торговля будет своя, а барыши в общий котел пойдут. Там и хлеб закупать будут у жителей, и машинами торговать. И все это для того, чтобы бедному люду легче жилось. В случае нужды так люди не к Савве Саввичу пойдут с поклоном, а в свой копиратив, там тебя и семенами выручат на посев, и коня приобресть помогут, даже и машину, ежели захочешь. Да-а, у вас, по всему видать, большевиками и не пахнет, потому и гонят вас, как стадо овец, куда-то к черту на кулички, на Дон.
Михаил удивленно посмотрел на брата, словно видел его впервые:
— Чудно ты толкуешь. Мы-то и рады бы не поехать, так вить приказывают.
— Мало ли что, нам тоже приказывают на Дон следовать, а мы поедем к себе, в Читу.
— В Читу-у! — Сидевший рядом с Михаилом чернобородый казак от удивления даже уронил из рук полушубок, к которому пришивал крючок. — Неужто правда? Ребята, слыхали? Аргунцы-то не едут с нами, в Читу хотят драпануть…
— Чего, чего такое?
— В Читу-у?
— Кто сказал?
— Не может быть…
Головы всех повернулись к Егору, с верхних нар, крякнув, спрыгнул горбоносый урядник, за ним последовали другие, около печки стало тесно от сгрудившихся вокруг нее казаков. И после того как Егор рассказал, что не только Аргунский, но и 1-й и 2-й Верхнеудинские полки пойдут не на Дон, а в свою область, вагон забурлил говором многих голосов.
— Раз они домой, то и нам домой надо!
— А может, враки все это?
— Тебя, станишник, не большевики подослали, случаем?
— Надо нам самим в энти полки понаведоваться.
— Пошлите меня.
— Чего вы взбулгачились, — начальнически строго заговорил горбоносый урядник, — мало чего хотят аргунцы, так их и пропустят домой, как же! Не дальше как до Киева доедут и за нами же повернут, следом. Это ведь приказ-то не кого-нибудь, а самого Главковерха.
В ответ негодующие голоса:
— Катись-ка ты со своим гладким верхом!
— И с Доном вместе!
— Чего мы там не видели!
— Дураки-то перевелись теперь!
В эту ночь долго не спали казаки, растревоженные сообщением Егора. Он уже лежал на верхних нарах, где Михаил устроил ему постель из шинели и конской попоны, а вокруг раскаленной доала печки кипел такой же жаркий разговор.
«Расходились читинцы», — улыбаясь, думал Егор, очень довольный тем, что выполнил порученное ему дело и завтра такие вот разговоры возникнут во всех сотнях полка. Об этом же заговорил и Мишка, подсаживаясь к брату.
— Расшевелил ты… сотенщиков… моих, — бурчал он, кряхтя, с трудом стягивал сапог с левой ноги, — эдакие разговорчики… пойдут… дак и мы… повернем оглобли…
Сняв сапог, он выпрямился, продолжал все про то же:
— Война-то, брат, нам тоже шею намозолила, а вот как с тобой поговорили, еще пуще потянуло на родину. Эх, Егор, вот бы домой-то заявиться к масленице — и блинцов поели бы досыта, и на бегах, на вечерках повеселились бы вволюшку. Помнишь, как с сопки-то катались на больших санях, ишо старуху Демиху тогда напугали…
Вспомнив что-то забавное, он засмеялся, оглянувшись на Егора, и тому показалось, что на него смотрит тот прежний озорник парнишка, которого водил он с собой на Ингоду удить карасей.
Глава XI
Приказу князя Кекуатова: «Дивизии следовать в Донскую область» — подчинился лишь 1-й Читинский полк. Остальные три полка, вопреки приказу, двинулись на восток, в Забайкалье.
Вместе с непокорными казаками последовал и штаб дивизии во главе с командиром. О приказе комдива словно забыли, в защиту его не выступили ни сам командир, ни чины его штаба. Офицеры самоустранились от командования, по ночам, собираясь где только можно, пьянствовали, картежили, хозяевами положения стали полковые комитеты.