— Расея-то матушка откололась от нас теперича начисто, потому как у нас государство новое образовалось. И правительство свое, и флаг, он хоть и красный, а поверху заплата синяя! Видали небось, кто в станице бывал.
— Да и у нас в ревкоме такой же повесили.
— К чему же это? Пришили бы уж целиком полосу, а то заплатка.
— Э, дядя Меркуха, если по целой полосе пришивать, товару синего много потребуется, а где его взять.
— Рази што так.
Пока старики разговаривали, судили да рядили, Ермоха самогону достал две бутыли. Платоновна собрала на стол, сала соленого нарезала, капусты квашеной, картошки вареной, огурцов. И хоть тесновато, но все уселись за двумя столами, на скамьях, на досках, положенных на табуреты. Наполнили самогоном стаканы, и веселая пирушка на встрече служивого началась, как ей положено.
Поздно улеглись спать после гулянки. Когда Егор, спавший на полу рядом с Ермохой, проснулся, за окнами еще темнела ночь. А в избе уже топилась печь, Платоновна пекла колоба. Ермохи в избе не было. Егор, зевая и потягиваясь, сел на постели.
— А где дядя Ермоха?
— Проруби чистит на Ингоде.
— И каждое утро подымается в эдакую рань?
— А как же, коней-то рано гоняют поить. Кому в лес ехать, кому на сено.
— Да-а, веселая работенка. Сколь же ему платят за это?
— По пятнадцать копеек со скотины и с коней!
— За всю зиму? Не густо!
— Ну, ишо четверо мягких.
— Хлеба, значит, печеного. Он что же, сам его должен собирать?
— Сам, запрягет коня в сани… короб на них поставит и едет по селу.
Ловко орудуя сковородником, Платоновна снимает колоб со сковороды, наливает на нее тесто и в печь. Ей и с сыном-то поговорить хочется. И надо колобов успеть напечь, пока не протопилась печка.
Вскоре появился Ермоха. От шубы его и унтов в избе потянуло холодом.
— Мороз седни ядреный, — ворчал он, обрывая с бороды льдинки. — Копотит так, что и улицы не видать.
— Замерз, дядя Ермоха?
— Здорово живем! Я што, урод? Али лодырь какой, чтобы на работе мерзнуть?
Чай пили при свете топившейся печки. После завтрака Ермоха, раскурив трубку, подсел к Егору.
— Конь у тебя важнецкий, — заговорил он, попыхивая табачным дымом: — Адали тот первый твой, Гнедко.
— Конь добрый.
— Спросить тебя хочу. Оно вроде и неудобно, да ничего не поделаешь, надо.
— Чего такое?
— Третьи сани надо оборудовать. А то коней у нас три теперь, а саней двое! Полозья у меня есть, копылья с осени посадил, хочу затащить все ото в избу севодни, вязья в печке распарить и обогнуть. Оно и тесновато в избе-то, но управимся. Хомут, седелку, это я выпрошу у Демида на время. И завтра на трех поеду. Полным хозяином, душа радуется!
— В лес-то я теперь буду ездить, дядя Ермоха. Докуда тебе в полный гуж-то робить. Поработал свою долюшку, хватит, отдыхай теперь да около дому что-нибудь потихоньку поделывай, по-стариковски.
— Ты меня в старики не записывай, — обиделся Ермоха и с таким усердием принялся выколачивать трубку о подоконник, словно гвоздь ею вколачивал. — Рано мне ишо на гобчике отлеживаться. Пока руки-ноги гнутся, работать буду, и ты меня не уговаривай.
— Дядя Ермоха, я тебе же лучше хочу.
— А того ты не подумал, поехать на своих конях да для себя! Радость-то для меня какая! Всю жизнь на чужого дядю робил. А нынче хозяином стал, слободным человеком! Эх, Егор, Егор, как ты этого не поймешь.
— Так вить мне-то стыдно будет, ты в лес поедешь, а я дома околачиваться буду. Это как?
— Тебе и дома делов хватит. Я так умишком своим соображаю, што тебя могут ишо и в управители поставить в рывкоме вашем. Да ты и так будешь туда вхожим и в членах состоять придется, вот и похлопочи там насчет семян, где-то надо их доставать. Поговори с атаманом теперешним. Как тут быть, где их взять? Постарайся для миру, ну и о себе не забывай. Семена позарез нужны. Я уж приготовил земли, десятину из залежи распахал, с Иваном Митричем спарился. И пар двойной есть приготовленный. Тройку лошадей имеем, шутейное дело! Соху я приобрел деревянную, бороны будут, чего ишо надо? Железа вот нету на зубья ко второй бороне, может, достанешь где?
— Достанем.
— Тогда только за семенами и дело.
Слушает Егор старика, и душа замирает от радости. И мысленно он представляет себе, как поедет на пашню, на свою пашню, первый раз в жизни! Как пойдет за сохой и как будет вспарывать ею податливую землю, а чапыги будут подрыгивать у него в руках. Впереди на пристяжном коне — сын его, Гошка. И как поедут они с пашни в субботу домой, где ждет их семья. Настя приедет к тому времени, обязательно приедет.