— Ох, успеть бы, — сокрушался Егор, тяжко вздыхая, — хоть бы ненадолго, на один час увидеть, поговорить с Ермохой.
Он то и дело вскакивал со своего ложа, поднявшись на пригорок, подолгу всматривался в сторону Антоновки и наконец увидел вдали колонну всадников.
— Они! — радостно воскликнул он и, бегом спустившись о пригорка, крикнул: — А ну поднимайсь! Седловка, живо-о!
…В Антоновку Егор прибыл, когда солнце перевалило за полдень. На окраине села он подозвал к себе одного из партизан, приказал ему:
— Езжай в штаб, доложи командиру полка, што приказ выполнили, коней отправляем на пастьбу.
— Где на постое-то будем?
— Во-он по энтому ряду, — Егор кивнул на крайнюю улицу, — тут, видать, слободнее.
И, уже тронув коня, вспомнил, что тут недалеко живет Архип Лукьянов.
"А ну-ка забегу к нему на минутку", решил он мгновенно и, обернувшись, подозвал Распопова:
— Слышишь, Митрий, оставайся тут за меня, я отлучусь ненадолго.
— Чего такое?
— Потом расскажу. А ты, как людей разоставишь, пообедаешь и в штаб наведайся, разузнай: как там и што?
— Ладно, езжай!
Архип с топором в руке только что вышел из сарая, где обделывал новую ось к телеге, и увидел прискакавшего к его усадьбе всадника на гнедом коне. Спрыгнув с коня, всадник закинул поводья на столбик и вошел в ограду.
— Дядя Архип!
Старик остолбенел, топор чуть не выпал у него из рук.
— Восподи боже мой, — изумленно и в то же время радостно пролепетал он, веря и не веря своим глазам. Да неужто… ты… Егор?
— Я, дядя Архип. — Егор обнял старика, трижды поцеловал его. — Я, Егор Ушаков.
— Отцы небесные, — Архип все еще не мог прийти в себя, разводя руками, бормотал удивленно: — Как же оно… Вить всех вас лонись в Тарской-то…
— Не всех, дядя Архип, троим нам удалось спастись, уйти от смерти.
— Вот оно ка-ак! А мы-то думали, конец тебе, в поминальник записала старуха, за упокой. А чего мы торчим-то здесь, пойдем в избу, бабушку обрадуем.
— Подожди, дядя Архип, расскажи мне про ребятишек, детей моих, где они теперь?
— Ребятишек пристроил Ермоха, к матери твоей увез, а Настю арестовали осенесь, увезли.
— Знаю, про это она сама мне рассказала.
— Настя? Да где ж ты ее видел?
— У нас она, дядя Архип.
И тут Егор рассказал скупо о встрече с Настей и о том, где она теперь находится.
— Значит, жива Настя, ну и слава те восподи, — перекрестился старик, — а мы-то уж всякое передумали. Ты Ермоху-то попроведай. Коров он пасет у нас, но сегодня, видать по всему, не погнал их на пастьбу из-за стрельбы-то. Дома небось, у Рудаковых он проживает.
Егор, уже не слушая, поднялся с колеса, на котором сидел, шагнул к коню.
— Постой, Егорша, постой, — Архип ухватил Егора за рукав гимнастерки. — Куда же ты? Даже и в избу не зашел! Идем, идем, старуху обрадуем, чайку попьем, а тогда уж и к Ермохе.
Чтобы не обидеть стариков отказом, Егор последовал за дедом в избу.
Бабка Василиса, узнав Егора, запричитала, всплеснув руками, а потом кинулась обнимать его, целовать.
— Хватит тебе, карга старая, хватит! — прикрикнул на нее Архип. — Давай-ка лучше самовар сообрази живее, да угостить его постараемся, вить он голодный небось после беды-то эдакой.
— Ой, да што же это я, — спохватилась бабка и чуть не бегом к самовару. Вскоре на столе появились калачи, шаньги, творог со сметаной и яйца всмятку.
А пока все это бабка готовила, дед продолжал рассказывать про Ермоху:
— Зимой-то он там проруби чистил, а к весне сюда перебрался, чтобы у тамошних пастухов хлеб не отбирать, здешний скот пасет и, што заробит, все Платоновне с ребятишками отвезет. Парнишку твоего, Егорку, в пристяжники[18]пристроил там же, в Верхних Ключах, до покрова отдал. Оно и неплохо, парнишке девятый год пошел, самое время приучать к делу: весной пристяжник, в сенокос копны возить самый боец, ну и в страду серпом жать приучится.
— Да-а, — горестно вздохнул Егор, покачал головой, — по работникам пошел сынок мой! Доля-то у нас с ним, видать, одинаковая! — И, устыдившись сказанного, упрямо тряхнул головой. — Ну не-ет, не за то мы воюем, чтобы дети наши…