Выбрать главу

Утром туман ещё более сгустился. Хозяин лодки, ещё дурной от выпитого, меня растолкал и торопил тащить лодку к воде. Шагов через двести наткнулись на кусты, прислушались, озеро оказалось в противоположной стороне, вернулись и скоро нащупали ногами воду. Заплываем, шлёпая вёслами,... и бросаем якорь - мелко. Опять гребём; меряем дно - ещё мельче. Оказывается, блуданули в тумане..., и приплыли к берегу. Предприняли ещё попытку и опять неудачно, глубина оказалась метровая. Мой напарник свернулся "калачиком-плюшкой" на дне лодки и уснул, а я решил всё же попробовать, что-то поймать.

Окуни ловились до килограмма, сразу и не вытащить, таскали лодку вокруг якоря. Пойманных рыб кидал на дно лодки. Они прыгали, кололи уснувшему рыболову лицо, били хвостами, тот отмахивался, но не просыпался. Даже несколько десятков прыгающих окуней, с колючими растопыренными плавниками, разбудить его так и не смогли.

Туман начал понемногу рассеиваться. Тишину нарушили шлепки вёсел, и недалеко от нас остановилась лодка. Слышно, как с пузырями булькнул брошенный якорь. Как один из рыбаков стуча бутылкой о край стакана, наливал по булькам, приговаривал:

- Давай! а теперь мне!..

- Ёптн!.. Чёрт! Высклизнула...- со словами:

- Счас достану... - выпрыгнул из лодки и..., только пузыри зашумели в воде.

Второй ждал..., не дождался и известил округу об утопленнике. Наверное, разбудил всех на берегу.... Боясь, что это плохо кончится, я поспешил на помощь, тоже спрыгнул в воду. Захватил лодку и спящего в лодке напарника, побрёл к орущему и взывающему о помощи. Нащупал в траве ногами тощее тело и вытащил. Утопленник, похоже, не дышал, и лишь судорожно прижимал к груди бутылку с водорослями. Потрясли за ноги. Начал кашлять водой, но бутылку так и не выпустил. Взял на буксир обе лодки и побрёл на голоса, сбежавшихся на берег "спасателей". Народ с бодуна взялся делать искусственное дыхание, и чуть было заново не умертвил вырывающегося утопленника.

Рыбаки, позавидовали моему улову, переключили своё внимание на пойманных мною окуней, срочно стали готовить шулю от похмелки. Спасённого "утопленника" оставили кашлять на берегу. Пока шуля готовилась в ведре из нечищеной уложенной "стоймя" плотными рядами рыбы, все страдальцы с похмелья с воодушевлением стали палками и руками рыть песок в поисках спрятанных вчера бутылок. Одну так и не нашли, перекопав пространство соток в десять.

К обеду пересчитал участников нашей поездки по списку и одного не досчитался. Долго искали, пересчитывая наличие рыбаков..., насчитывали то больше..., то меньше. В голову лезли всякие мысли....

...Кто-то вспомнил, что ночью отсутствующий мешал петь песни. Орал невпопад истошным голосом и его "отташили" подальше в лес. Чтобы не мешал..., и привязали к дереву, чтобы не вернулся.

Бросились искать и обнаружили страдальца, покрасневшего на солнце, уже не поющего, а что-то мычащего от облепивших рот муравьёв. Рядом муравьи восстанавливали разрушенный муравейник. Подхватили страдальца под руки и притащили на берег. Несчастный как увидел воду, вырвался, долго хлебал её, упав в озеро. Налили сто грамм и он, счастливый, уполз от солнца под машину и больше не вылезал.

Ловить рыбу никто не собирался, а кое-кто не терял надежды найти пропавшую бутылку водки. Продолжали копать и пытали меня, сколько же штук я закопал. Бутылка, которая чуть не утопила беднягу-рыбака, видимо не принималась во внимание, и разыскивалась до сих пор, а без неё была недостача пустой тары.

Все ходили вокруг меня кругами, и "канючили", чтобы разрешил съездить в ближайшее село за "продуктами ". Отправил двоих и посчитал оставшихся, так как уже опасался, что могу не доставить домой всех живыми. Расстроился, обнаружив, что уехало в село вместе с двумя, ещё десять молодцев за "куревом".

Остальные начали готовить лодки к вечернему клёву.

Вечером я уже почти не рыбачил, а больше присматривал за своими рыбаками..., время от времени, пересчитывая людей..., и лодки

Вернулись к утру.... Слава богу, ВСЕ !..

Докладывали, что попали на бурятский праздник сабантуй. Селяне радушно приняли нежданных гостей. Обильно угощали бухулёром и тарасуном. Потом играли в футбол с местными командами и утверждали, что у всех выиграли. Местные девушки никак не отпускали "футболистов" даже после окончания танцев до утра, а кто-то из местных молодок, предусмотрительно спрятал ключи от машины.

Я уже десять раз пожалел, что согласился на эту рыбалку и чувствовал, что пора ехать домой. На озере разыгралась волна, и погода портилась, но ехать домой без рыбы никто не хотел.

Где-то у соседей-рыбаков выпросили бредень. Гурьбой завели бредень в волнующееся озеро и, хлопая палками по воде, стали загонять рыбу. Ветер срывал белые гребешки волн, окатывал и хлестал бесстрашных рыбаков водяной пылью. Волны накрывали загонщиков с головой. Протащили бредень вдоль берега метров триста и с трудом, дружно, выволокли на берег мотню, всю забитую шевелящимися водорослями.

Зародившиеся было надежды на богатый улов, не оправдались. Из мотни с матами выполз несчастный участник вчерашнего хора, снимая с себя прибрежную траву. Вместо ожидаемого мешка рыбы на песке запрыгали три полосатеньких окуня. Собрались, было снова завести бредень....

Тут уж терпение моё лопнуло.

После этой поездки общество рыболовов-любителей перестало существовать, и я больше никогда не вывозил народ на рыбалку.

Всё свободное время пропадал на Читинке, освоил ловлю ленков и крупных чебаков на лягушку. Рыба в семье не выводилась, холодильник был заполнен.

Подружился с местным любителем таёжной жизни Антонычем , который в любую погоду на выходные уходил в тайгу, ночевал там и возвращался в понедельник к началу работы. Зимой останавливался в зимовьях, хотя охотником не был, любил природу ушами и глазами. Знал все местные достопримечательности, тропы, перевалы, ключи, ягодники.... Зная стоянки зверя и дичи, иногда соглашался быть проводником для охотников. Над ним посмеивались коллеги котельщики, а аппаратчик по прозвищу "Хитрый глаз", поговаривал, что нашёл старик золото в тайге и моет втихаря, скрывая от всех свой фарт. Поэтому пропадает всё свободное время на сопках в течение многих лет.

От Антоныча я узнавал последние лесные новости, и когда пора посещать тайгу за ягодами или грибами. Наши совместные походы в Лапочкину падь, Шерстнёву падь, в три зимовья, и на гору-маяк были двухдневные с ночёвками у костра. Антоныч научил правильно с удобствами располагаться на отдых, не торопился как на пожар, а больше созерцал окружающее нас пространство, замечал важные мелочи при ориентировании. Обычно шли по тропе, не разговаривая, от зимовья к зимовью всё время на подъём к перевалу. Небо низкое, - можно руками потрогать... Я шёл за Антонычем, полностью полагаясь на его знания, и приветствовал частые привалы. Ему было уже много лет, а ходил легко, не задыхаясь от высотного разряженного воздуха. Когда что-то его удивляло, говаривал:

- Ити-твоё-нати!.. - Эх, мА, душа поёт, а сердце плачет!

- Ну чё моя паря. Чаёвничать будем? - и, видя, что я устал, отправился в заросли за водой к весело щебетавшему в смородиновых зарослях ключу.

Скоро вернулся и распорядился:

- Чай варить будешь! Соседка молока дала. Чай забеливай и пошвыркаем, с комошным сахарком..., а я вокруг посмотрю...

Ноги мои гудели с непривычки, а ещё "чапать и чапать до сиверов на третье зимовьё" - говорил мой спутник..., и погружаюсь в дремоту....