— Ну ты только представь себе, я охренел совершенно, когда увидел, это же черт знает что такое! Как со мной, так у нее голова болит, а с этим...
— Да что ты бесишься, как будто у нее любовник, мало ли какие фантазии у человека. Скажи спасибо, что резиновый.
— Спасибо!!! Мне кому спасибо сказать — Нинке или вот прямо этому розовому... монстру?
— Чего, такой большой?
— Да уж не маленький! А если она теперь меня с ним будет сравнивать?
— Смотря что за критерий сравнения, сам знаешь. Если интеллект, то не в твою пользу, конечно...
— Очень смешно! Я бы на тебя посмотрел, если бы твоя жена...
Дина не выдержала, оттолкнулась от стола и выехала на стуле прямо в дверной проём.
— Мальчики, что случилось? У меня мыши дерутся от вашего крика.
— Дина Владимировна, у Андрея уважительная причина: он застукал жену вибратором... То есть с вибратором.
— Дина Владимировна, моя жена, мать моих детей, оказалась шлюхой! А вы меня мышами попрекаете!
— Андрюшенька, у вас же нет детей. И потом, почему шлюхой? Вибратор ей что, платил за любовь?
— А и правда, Андрюшенька, признайся, он ей платит? То-то я смотрю, ты галстук новый купил! Женой торгуешь?
— Да пошел ты... Простите, Дина Владимировна, но я Семёнова сейчас придушу.
— Какая вопиющая несправедливость! С вибратором небось боишься связываться, так на мне, на слабеньком, злость срываешь! Дина Владимировна, запомните меня таким и детишкам моим расскажите: мол, сгинул ваш папка во цвете лет, в неравном бою. Не смей! Положи лед на место! Ты меня простудишь! У меня гланды!
— Алешенька, но у вас ведь тоже нет детей...
— Но у меня будут, а вот Андрею жена принесет в подоле резиновых пупсиков... Эй, ты чего? Ты что, обиделся?
— Ты не поверишь, Лёха, он на ножке. Весь такой розовый, и ножка розовая, с пяточкой, с пальчиками, все дела. Как вспомню, так прямо тошнит... И голова кружится... Дина Владимировна, можно я домой пойду? А то у меня стресс, кажется.
— Дина Владимировна, ему обязательно нужно домой, вы же нас сами учили: стресс — мощный канцероген, и еще иммунитет подавляет, вы поглядите, какой Андрюша бледненький! Я его провожу до подъезда, а потом вернусь, хорошо, Дина Владимировна?
— Плохо я вас учила, молодые люди. Плохо, и не тому. Что, по-человечески не могли отпроситься? Мощный канцероген…
— Так ты всё наврал? Я к тебе со всем сердцем, а ты меня обманул? Да ладно бы меня, ты Дину Владимировну обманул! Эта святая женщина тебе верила, а ты, иуда...
— Дина Владимировна, я не вру, он правда на ножке, меня правда тошнит!
— Это меня от вас тошнит, исчезните оба, немедленно.
Симпозиум оказался невыносимо бездарным, но чего можно ожидать от студенческого мероприятия с патетическим названием «Морально-этические аспекты клонирования»? Нормальные люди обходят подобные, с позволения сказать, симпозиумы десятой дорогой, и правильно делают, между прочим. Природа мудра, и если она наградила нас брезгливостью, то незачем с ней спорить. Кстати, о мудрости этой самой природы все кому не лень говорили. Мол, нечего с природой спорить, природа этого не любит. Это теперь такой боженька, надо полагать, причем до невозможности обидчивый и трепетно заботящийся о своих авторских правах. Нель, конечно, предполагала нечто подобное и лекцию составила соответствующим образом. Мол, дорогие товарищи, мне понятны ваши опасения, но точно так же понятно, что вызваны они недостатком информации. Потому что знаете, что будет, если подойти к первому встречному, хоть бы и не на улице подойти, а в университете (это, к сожалению, неважно), и спросить: а что вы, господин хороший, думаете про клонирование? Хороший господин либо ответит: «Ура-ура, я давно мечтал о бессмертии, давайте клонируйте меня скорее», либо, наоборот, начнет страшно ругаться и кричать, что ученым только дай волю, они сразу какую-нибудь бомбу сварганят. И нарисует апокалипсическую картину вражеской армии из миллиона зомбированных клонов, всех таких на одно лицо, шагающих в ногу. А ведь клонирование мало отличается от обычного размножения (зал захихикал в этом месте, честное слово, захихикал, мало того что студенты, так еще и первокурсники, не иначе). Точно так же клетка должна попасть в матку и девять месяцев усиленно делиться, пока на свет не появится детеныш. Только у этой клетки очень непростая судьба. Вам, наверное, кажется, что у обычной яйцеклетки тоже судьба не сахар, а у сперматозоида и подавно (а что делать, надо же их как-то развлекать; если уж я сюда приперлась со своими миссионерскими идеями, то надо их нести в народ самым коротким путем), но тут все еще сложнее. Сначала берется яйцеклетка, ну, скажем, мышки Минни. Потом она оплодотворяется сперматозоидом мышки Микки, хотя нам в данном случае совершенно неважно, чей это сперматозоид, но, может, Минни будет приятно, если это будет Микки... В общем, яйцеклетка весело делится, но всего два раза. Потом любознательные ученые в белых халатах берут получившиеся четыре клетки и говорят: ура, у нас есть четыре замечательные стволовые клетки! Что бы нам с ними сделать? И не находят ничего лучшего, чем вытащить из стволовой клетки все хромосомы, выбросить их в мусорное ведро (бедный Микки, он этого не ожидал) и вместо них засунуть другие хромосомы, которые предварительно были извлечены из лапки Минни. Или, например, из хвостика. Ну а дальше клетку засовывают в матку Минни, и через пару недель рождается маленькая мышка. Только Минни не сможет сказать Микки: посмотри, у нее совершенно твои глазки. Потому что мышка будет точной копией Минни в детстве. И знаете, что мы из этого всего учим? Мы учим, что процесс этот сложный и дорогой и никакой практической ценности не имеет. Потому что с тем же успехом можно посадить Микки и Минни в одну клетку и на пару недель поехать в отпуск. А если нам так важно, чтобы мышонок был похож на маму, то можно плюнуть на мораль и вместо Микки посадить в клетку Минниного брата-близнеца. Но представьте себе, что Минни попала в автокатастрофу и ей отрезало хвостик. Или нет, у Минни диабет, и ей срочно нужна почка. Врачам приходится ждать, пока кто-нибудь из Минниной многочисленной семьи погибнет в пьяной драке и можно будет взять почку у него. А мы усиленно работаем над тем, чтобы взять у Минни ее собственную стволовую клетку и вырастить из нее почку. Честно говоря, клонированием это назвать нельзя, потому что клонирование, по определению, «создание идентичного организма», но так уж сложилось исторически, если мы используем стволовые клетки, то это клонирование, со всеми вытекающими последствиями. А последствия из этого вытекают самые печальные, потому что, как вы понимаете, мышки вместе со своим диабетом нас волнуют мало, а любые эксперименты по клонированию человека в большинстве стран запрещены.