Шла четвертая, ночная стража. Из одного окошка падал тусклый свет. Прокрался Ганг поближе и увидел: падишах вышел из отхожего места и теперь мыл руки, полоскал рот.
Со всех сторон его охраняли караульщицы. «Конечно, у падишаха тут одни утехи да радости, – думал Ганг. – Ну кто станет бросать райские услады ради мирских треволнений? Найдется ли такой подвижник? Помешай падишаху наслаждаться – и поплатишься головой. Но что делать? Раз обещал, отступаться нельзя. Долг исполнять надо. Воздаяние в руках всевышнего».
Укрепил Ганг свой дух такими рассуждениями, подошел к окну и гаркнул изо всех сил:
– Эй, падишах! Ты себя человеком считаешь, а сам валяешься без памяти. Люди, со стороны глядя, зовут тебя жеребцом и ослом! Есть еще время, опомнись, ступай отсюда прочь!
Прокричал поэт эти слова и пустился наутек. Бежал что есть духу, ни один быстроногий бегун его не догнал бы.
А падишах крикнул в ярости:
– Эй, кто там! Убить нечестивца сей же миг!
Бедный Ганг хоть и бежал со всех ног, не миновал все же рук стражников, Изловили его, узнали да смекнули, что неспроста он в гарем пробрался. Кабы простой был вор, они бы его сразу пристукнули, а убьешь поэта – наживешь беды, чего доброго и жизни решишься. И заперли стражники Ганга в темницу.
Падишах, весь красный от гнева, вышел из дворца. Никак бегумы не могли его удержать – он и слушать ничего не хотел. Ганговы клички: «Жеребец, осел» – жгли ему душу.
Рассердились бегумы на придворных за эту проделку, ругали и кляли их по-всякому. Одно их утешало: поймали того, кто увел падишаха из гарема, и теперь, конечно, казнят. «Вот, теперь всем памятно будет, что ждет наших злопыхателей», – говорили они меж собой.
А вельможи и радовались и печалились. Как же: падишах освободился из сетей бегум, зато поэт Ганг попал в беду.
На другой же день падишах велел глашатаям возвестить о своем возвращении. Народ возликовал, а злоумышленники убоялись начинать бунт.
Шли на дарбар вельможи, шли чиновники со всех концов города, шли люди из народа. Грозный, с нахмуренным челом, восседал на троне падишах. Сегодня впервые за десять месяцев народ увидел падишаха. Придворные делали ему салам и по чинам садились на места. Никто не смел взглянуть государю в глаза, головы у всех были опущены.
Солдаты привели поэта Ганга. На нем было то же платье, что ночью, руки связаны.
Вазир и советники дивились на его вид. В душе они молили бога за поэта. Каждый хотел за него заступиться, ждали только подходящей минуты.
Падишах не узнал Ганга в диковинном наряде и маске чудища.
– Что это? Злой дух, ракшас, чудовище?
«Настал мой час», – подумал Ганг и отвесил падишаху низкий поклон. Тут высокая шапка с маской свалилась и открылось его лицо.
– Ганг! – вскричал падишах. – Как посмел ты войти в мой гарем? Смертная казнь – вот кара за твою вину.
А несчастный поэт стоит со связанными руками, слова вымолвить не может.
Услышал палач слова падишаха, выхватил из ножен меч и шагнул вперед. Ганг стал считать свои последние минуты. Поглядел он на вельмож, глаза с одного на другого переводит и всех о помощи взглядом и знаками молит. Да все боятся за собственную жизнь, где уж там помогать ему. Даже глаз на Ганга поднять не смеют. Падишах приметил и взгляды и знаки Ганга и не утерпел:
– Ганг! Ты что за представление тут разыгрываешь? Дарбар это или театр?
Не мог больше Ганг терпеть. Черная неблагодарность вчерашних друзей-советчиков колола его, словно острое копье. Чего только они не сулили вчера – готовы были усадить его на колесницу и живым в рай поднять, а теперь никто даже глазом не поведет в его сторону! Будто и не знают, что его ждет! «Уж если мне помирать приходится, проучу я их за вероломство, чтобы вперед неповадно было», – подумал Ганг, кивнул на вельмож и ответил падишаху:
– Владыка мира! Из-за этих вельмож, из-за их хитрых козней попал я в такую беду. Это они во всем виноваты.
И он поведал падишаху про тайный совет, про то, как его уговаривали да подстрекали.
Рассказ поэта удивил и потешил падишаха. Что ж, выходит, вчера советники обещали спасти Ганга, а сегодня, видите, и не пикнут. Очень смеялся Акбар.
Весело стало у него на душе, и он Ганга помиловал. Ведь Ганг старался ради блага государя! Акбар щедро наградил поэта и сказал ему в поучение:
– Послушай, великий поэт, что я тебе скажу, и хорошенько запомни мои слова. Сладкоречивые люди никогда не держат слова. Не верь речам, пока не узнаешь, что на душе у сладкоречивого.
А лукавых придворных падишах попрекнул:
– Вы бедного старика на смерть послали, а ведь ни один не встал на его защиту, когда он в беду попал. Подобает ли вам так поступать?
За всех ответил Бирбал:
– Владыка мира! Всей душой мы великому поэту благодарны. Он своей жизни не пожалел, хотел других спасти. А вмешайся мы, разгорелся бы ваш гнев еще сильнее, что бы тогда получилось? Вот об этом-то мы наперед и подумали, оттого и молчали.
Покончил падишах с этим делом. Стал он каждый день приходить в дарбар и подолгу заниматься делами и скоро решил все, что за эти месяцы накопились.
Чудной сон
Однажды вечером падишах и Бирбал вели веселую беседу. Падишах и говорит:
– Бирбал! Чудной сон привиделся мне вчера ночью. Будто бы мы с тобой летаем в поднебесье да вдруг падаем. Я свалился в яму с медом, а ты в выгребную яму. И тут я проснулся.
– Владыка мира! – тотчас отозвался Бирбал. – Вот чудеса! И я видел вчера ночью такой же сон. Только мой-то сон на том не кончился. Когда мы выбрались из ям, то я стал облизывать вас, а вы – меня.
Акбар не нашелся, что ответить, и пристыженный промолчал.
Бирбалы-самозванцы
С того дня, как доложили падишаху о смерти Бирбала, сердце его не знало радости. Он горевал и тужил об утрате, забыл обо всех забавах и потехах. Придворные вовсю старались, чтоб разогнать его печаль, но понапрасну. Долго судили они да рядили и пошли на такую хитрость: начали исподтишка распускать слухи, что Бирбал жив.
Из самых дальних городов и деревень стали приходить вести, будто там объявился живой Бирбал. Люди говорили, что он не погиб на войне, спасся и теперь тайно живет в каком-то городе.
Был раз такой случай. Один человек назвался Бирбалом и отправился ко двору, но встретиться с падишахом ему не довелось – в дороге помер.
Года через два в деревне Сири объявился новый Бирбал. Какой-то брахман лез из кожи вон – старался всех уверить, что он и есть Бирбал.
– Когда начался бой с патханами, меня ранило, но один махатма [115] вынес меня с поля боя и выходил, – рассказывал самозванец. – Когда я выздоровел, этот святой человек приказал мне поселиться в вашей деревне.
Брахман тот был очень похож на Бирбала и отлично знал всю его жизнь, на все вопросы его родных отвечал без запинки. Многие поддались обману, поверили, что он и есть настоящий Бирбал. Повезли его ко двору, да он тоже по дороге помер. А падишах уже ждал его.
Много таких вестей доходило до падишаха, но стоило их проверить, и выходило, что слухи все ложные. Со временем тайна открылась – придворные нарочно придумывали истории про Бирбала, чтобы развеять горе падишаха, а лазутчики по их указке не давали правильных донесений. Проведав про это, падишах сильно разгневался и сурово наказал лазутчиков.