И теперь, когда принцесса Анна вдруг оказалась отстраненной от управления страной, когда всякая надежда на свободу, казалось, была утрачена вовсе, и предстояли мрачные и еще более тяжелые годы, как и минувшее десятилетие, при дворе зрел заговор. Нет, никогда не решилась бы принцесса Анна, по крайней слабости своей, на действия супротив герцога Бирона. Но близ нее были люди, которые поняли, что вот наступает момент, когда все можно перевернуть по-своему. Как когда-то безродный властелин Меншиков возвел на престол в обход всяческого закона императрицу Екатерину, столь же безродную, как и он. Как когда-то сама императрица Анна Иоанновна взошла на престол волею самих дворян (как же после возроптали сии своевольцы!). Так и теперь наступал момент, когда можно было все повернуть как надобно.
Но, как и прежде, дворяне не поладили и разделились. Часть, впрочем большая, стояла на стороне цесаревны Елизаветы. Другая часть — на стороне принцессы Анны. Известно, что Анною легко будет управлять, а это было мечтой многих — встать позади престола и делать те дела, что будут им выгодны. Елизавета же была не такова, оттого вот уже много лет иные ее боялись и не допускали до престола.
Голицын и Боратынский принадлежали к сторонникам Елизаветы. Им, как и другим их соратникам, казалось, что с нею вернутся прежние времена ее отца, когда труд и честь были не пустым звуком и когда о каждом судили по его заслугам, а не по связям да деньгам.
Настало теперь время открыть план, в котором участвовали наши заговорщики. Перво-наперво, о том твердили все, надобно было избавиться от Бирона. И вот Боратынский-то и участвовал в том тайном сговоре против герцога, который готовили люди не простые. Все первые вельможи двора — противники Бироновы. Миних, Остерман, прочие иные, коих почитал он ежели не за друзей, то за союзников.
Боратынский должен был в решительный день присоединиться к заговорщикам для ареста герцога. Но герцог был еще в силе, много было вокруг него соглядатаев и шпионов. Одна лишь неосторожность — и человек гибнул.
Подозрительность герцога пределов не знала, посему он никогда не выпускал из виду и тех, кто когда-то сумел от него скрыться, будучи заподозрен в действиях против него. Боратынский был как раз из таких людей. Он уже участвовал в заговоре, но счастливая судьба позволила ему исчезнуть от глаз ищеек герцога Бирона. Из его сообщников никто его не выдал и одно лишь легкое подозрение коснулось его имени. И поскольку он уехал из столицы, и уехал далеко — преследовать его не стали. То происшествие на постоялом дворе, которому была свидетельницей Любава, было совершенною случайностью. Но случайностью, имевшей последствия. Офицеры, повздорившие с ним, донесли на него. В Тайной канцелярии, куда пришел донос, о Боратынском вспомнили. Молодой человек даже не подозревал, какую бурю он вызвал своим появлением в столице, какой опасности себя подверг. Он был упоен планами, ожиданиями… Наконец, он был влюблен и оттого беспечен.
Иван размышлял не только о делах своих товарищей-заговорщиков. Одной его мыслью, временами становившейся чуть не самой главной, была такая: как дать понять Любаве, что он проник в ее тайну? Он мучился, не находя никакого решения сего вопроса. Он бы уж давно и попросту все ей рассказал, но думал, что это может вооружить девушку против него. Как он узнал? Отчего следил за нею? Почему не открылся сразу? И вот еще: он точно знал, что влюблен, но вот она… Не ошибается ли его сердце, подозревая в ней ответное чувство? Хорошо, ежели он прав, а ежели нет? Ах, кабы знать, не стал бы он медлить.
Но скоро, скоро все решится для него. Боратынский и не подозревал, как скоро все решится! И каким ужасным образом…
— Ты совершенно точно уверен, что наш молодой приятель ни в чем не замешан? — Голицын внимательно смотрел на Ивана.
— Совершенно. А что? Ты опять полон подозрений? — беспечно ответил приятелю Боратынский.
— Нынче я узнал новость. Помнится, ты говорил, что графиня обещала какую-то протекцию своему племяннику, то есть нашему Александру, так?
— Так.
— А откуда у прелестной дамы связи?
— Ну не томи… Что ты узнал?
— Терпение, мой друг, терпение. — Василий уселся в кресле поудобнее.
— Так что?
— А то, что графиня Болховская Агния Петровна имеет очень большого покровителя. Она не лгала, говоря, что герцог Бирон благоволит к ней. Ведь она его шпионка…
— Что? — подскочил Иван.
— А возможно, что и не только шпионка, но и…
— Договаривай.
— И его любовница, — докончил князь. — Посему не дурно было бы узнать, что за протекцию она составила Александру. То есть какого рода услуги он должен оказывать и кому…
— Услуги? — повторил Иван. — Да нет, быть того не может. — От сей мысли Боратынский отмахнулся, как от совершенно невозможной. — То, что графиня Биронова шпионка вовсе не означает, что все, кто находятся с ней рядом, промышляют тем же.
— Может, и так, но осторожность, мой друг… — протянул Голицын.
— Но что знает Александр? — как бы сам у себя спросил Иван. — Мы же ничем с ним не делились.
— Ровным счетом ничего он не знает, — ответил князь. — Более того, я уверен, что он вовсе не следил за нами, но…
— Но что?
— Но, сам того не ведая, он мог передавать то, что видел, чему был невольным свидетелям. А те, кто по-настоящему заинтересованы, могли делать из того выводы и о многом догадаться.
— Василий, перестань. Ну о чем тут можно догадаться? И потом, если что-то и случится, то в том ничьей вины не будет. Ты же знаешь, — Иван помолчал, — ты знаешь, что у меня были неприятности и раньше.
— Да, я это помню.
— Я рискую сам, без чужой помощи.
— Я говорил, — вскочил князь, — что нам не стоило тебя впутывать теперь во все это. По старой памяти Тайной канцелярии ты можешь и погибнуть и…
— Ну что же ты замолчал? — тихо произнес Боратынский. — Ты хотел сказать, что я не только сам погибну, но и увлеку за собой других? Так вот, этого не будет.
— Я никогда не сомневался в твоей твердости. — Голицын посмотрел на друга. — Но стоило ли тебе так рисковать собой?
— Стоило.
— Ежели ты не сомневаешься…
— Нет, не сомневаюсь!
Поговорив еще немного, приятели разошлись. Но Иван никак не мог выпустить из головы их разговора. Известие о графине ошарашило его, он просто не подал виду князю. Болховская — шпионка. И чья? Самого герцога Курляндского Бирона… Сомнения, сомнения охватили его! Любую душу могут они разъесть, эти коварные сомнения…
Она… Любава… Он в мыслях своих ее иначе и не называл. Неужели и она была в сговоре со своей теткой? Но нет, сего быть не может! Никогда и ни в чем не проявляла она любопытства, и все ее поведение, вся манера свидетельствовали о ее чистоте и честности во всем. Да, она обманывала, выдавала себя за совсем другого человека, и как ловко! Никогда он не догадался бы, что перед ним не юноша, а девушка, когда бы собственными глазами в том не убедился. Но это был не тот злой обман, что губит человека и губит того, кто уверовал в него. Но это был легкий, забавный, машкерадный обман! Обман любви, обман Амура. То была игра Эротова!
Нет, не верит он и никогда не поверит. Он видел лицо ее, видел взгляд — наивный и прелестный. И там, в том доме ее тетки — полном сплетен и злоречия, чего только он не услышал о ней, но он не усомнился в том, что все то была ложь. Стоило лишь единожды взглянуть на нее, на Любаву, и всякий бы понял ее душу, не способную на предательство.
Иван был близок уже к тому, чтобы открыться ей. Каждый день, каждая минута делали его чувства все сильнее.
В один из дней Боратынский, расхаживая по комнате, окончательно решился переговорить с девушкой откровенно. Признаться ей в том, что он знает ее тайну и что любит ее.