Поужинали довольно скромно. Принц пригласил и Керима с женой, но они вежливо отказались от угощения и предпочли поесть в собственном лагере. Принц не настаивал, уважая чужие обычаи и желания. Было ясно, что Керим берётся лишь проводить их до оазиса, а о возможности подружиться с ними и прожить дни, которые они проведут вместе, тесной компанией, он не помышляет.
Зато Ганс снова порадовал Адель. Этот несуразный человек явно стремился приспособиться с попутчикам и не вызывать их неудовольствия. Он был вежлив, приветлив, сохранял ровное благодушное настроение, даже когда какие-то его поступки вызывали взрыв раздражения у Франка. За ужином он ел не жадно и добавки не попросил, хотя Адель подозревала, что он не наелся. Положительно, он менялся в лучшую сторону, причём превращение это совершалось стремительно.
— Вы видели верблюда? — спросил Ганс. — Я с таким чудовищем ещё не встречался. Сначала я и подойти-то к нему не решался, а потом стало неудобно перед женой Керима, так что подошёл.
— И что же? — спросила Адель.
— Ничего. Он на меня даже не взглянул. На редкость необщительный субъект.
— По-моему, ты не совсем прав, — отозвался ослик. — Я тоже сперва решил, что от него надо держаться подальше, но потом он мне ответил. У него неразговорчивый характер.
— Надо с ним подружиться, — раздумчиво сказал Ганс. — Может, предложить ему зелёных веток? У нас их много.
— Только сначала нарви их, — ощерился мальчик. — Я собирал ветки для Серого. Ему их должно хватить на несколько дней, а верблюд их съест за один присест. Уж наверное, Керим и его старуха позаботились о своём верблюде и его кормлении.
— Тише, Франк, — остановил мальчика принц. — Тебя могут услышать наши новые знакомые и решить, что ты очень жадный. Ничего страшного не случится, если утром Ганс угостит верблюда свежими ветками.
Ослик печально вздохнул, но не решился возразить, боясь, что и его заподозрят в жадности.
— Только вы, Ганс, должны будете встать пораньше и нарвать угощение, — закончил принц.
Ганс поморщился и рассмеялся.
— Боюсь, что верблюду не удастся полакомиться ветками, потому что я вряд ли смогу заставить себя встать пораньше. Для меня подвиг уже то, чтобы заставить себя встать вовремя. Извините за откровенность, друзья мои, но я уверен, что вы уже успели заметить эту мою слабость.
Девушки засмеялись, потому что вид у Ганса был в этот момент уморительно покаянным.
— Спать, — коротко распорядился принц. — Немедленно всем спать. Завтра выходим до восхода солнца, так что не советую вам терять время. Дежурить не будем, потому что Керим заверил меня в нашей безопасности здесь, и я ему верю.
Франк и ослик переглянулись.
— Я не прочь поспать, — сообщил Франк.
— А я уже сейчас ложусь, — сказал Серый, зевая и валясь возле мешков. — Спокойной ночи.
Адель поняла, что бедный ослик смертельно устал за время перехода, ведь ему пришлось тащить на спине немалый груз. А впереди очень долгий путь через пустыню. Она и сама с удовольствием легла, завернувшись в одеяло, и сразу же провалилась в тяжёлый сон.
— Подъём! — скомандовал принц.
Адель могла бы проспать в три, четыре, пять раз дольше, но встала сразу же. Фатима сейчас же принялась за работу, и Адель поспешила ей на помощь.
— Ну и славный сон мне приснился! — заявил Франк.
Вид у него был подозрительно довольный.
— Мне тоже что-то снилось, — поведал ослик и повертел копытом правой задней ноги, осматривая его.
— У тебя болит нога, Серый? — встревоженно спросил принц.
— Нет. Вчера у меня сильно чесалось копыто, а сегодня всё в порядке.
Франк фыркнул и от избытка радости прошёлся на руках.
— Ганс, вставайте! — строго велел принц. — Если вы опоздаете к завтраку, то будете голодать до привала.
Мальчик заухал не хуже любого лешего, а ослик скромно отвернулся. Адель показалось, что он тоже чем-то удовлетворён.
— Ганс! — позвала Фатима.
Против ожидания, прославленный соня встал без дальнейших понуканий, но медленно и с трудом. Он спустил рыжеватые пряди на лоб, но не мог скрыть расползающегося под глазом огромного кровоподтёка. Голубые глаза смотрели страдальчески.
— Что с вами? — испугалась Фатима.
— Ушибся, — печально объяснил Ганс. — Ночью в темноте заблудился и налетел на ослиное копыто. Я не причинил тебе вреда, Серый?
Франк завыл от восторга.
— Нет, что ты! Я очень доволен, — запротестовал ослик.
Его симпатичная морда выражала лукавство, а в обычно кротких больших глазах сверкало злорадство. Принц не мог не заметить странности происходящего, однако не задал ни единого вопроса.
Керим держался приветливо, но молчаливо и обособленно, о жене его и говорить не приходилось, даже своего ребёнка они не подпускали к новым знакомым, а верблюд, казалось, даже не замечал, что путешествует в большем обществе, чем прежде. Сначала это очень мешало Адели. Ей было неуютно, хотелось простых, тёплых, душевных отношений, как прежде, но она забыла свои сожаления уже через час после выхода в пустыню. Она думала теперь только о трудности пути. Ноги утопали в песке, каждый шаг требовал усилий, а пыль забивалась в глаза, рот и поры кожи. По совету Керима и при помощи его жены путники закрыли нижнюю часть лица платками, чтобы защититься от песка и мелкой пыли, но дышать через ткань тоже надо было привыкать. До дружеских ли бесед в таких условиях? Адель так устала, что не могла думать ни о чём, кроме тягот пути. Как выдерживала Фатима? Или ей придавало силы счастье? Она шла рядом с принцем, и Адель была рада за них обоих.
— В горах было приятнее, — сказал Франк. — С удовольствием променял бы эту пустыню на крутые склоны. Эх, полазить бы по ним! Тебе здесь нравится, Адель?
— Пока нет, — призналась девушка. — Но я помню, что в ущелье мы отсырели, а на перевале очень мёрзли.
— Это правда, — согласился ослик. — Не забудьте, что перелезание через камни тоже не прибавляло нам счастья.
— И ужасные обвалы! — поддержал его Ганс.
Серый покосился на него, но, похоже, этот жизнерадостный человек уже не думал о следе ослиного копыта на лбу.
— А как ты себя чувствуешь? — спросил его мальчик.
— Очень устал, да и ушиб побаливает, — честно признался Ганс. — Неужели никто не попросит наших дорогих проводников остановиться на отдых?
— Даже не мечтай, — отрезал Франк.
— Керим лучше знает, когда надо сделать привал, — сказала Адель. — Я тоже устала, но, по-моему, мы идём не очень долго. Солнце ещё только собирается всходить. Я читала, что в пустыне очень жарко. Наверное, легче идти сейчас, чем в самый зной.
— Вероятно, ты права, Адель, — согласился Ганс. — Мне это почему-то не пришло в голову. Обычно мучаешься от теперешнего положения и не предполагаешь, что могло бы быть гораздо хуже.
— Отличная мысль, — обрадовался Серый. — Отныне, если мне плохо, я буду представлять, что в иных условиях мне было бы намного хуже, и тогда почувствую себя почти хорошо.
Ганс, Франк и Адель смеялись так, что на них стали с недоумением оглядываться и принц, и Фатима, и Керим с женой, и даже важный верблюд.
— Вы как-будто совсем не устали, — одобрительно заметил принц. — В горах вам не было так весело. Пустыня нам всем пошла на пользу.
Фатима ласково улыбнулась своим спутникам и вновь повернулась к принцу. Очевидно, беседы, которые вели эти двое, тоже были неплохим средством не думать о тяготах пути.
— Счастливые люди! — заявил Ганс. — Им, похоже, ничего не надо.
— А тебе? — подозрительно осведомился Франк.
— Я бы выпил хоть глоток воды.
Адель тоже не отказалась бы от воды, но не была уверена, что это желание разумно. Наверное, и принц с Фатимой испытывают жажду, но раз они терпят, то лучше помолчать и ей.