– Тебе вкусно? – поинтересовалась Лиза, заметив, как он потянулся за третьей мармеладиной.
– Вкусно, – соврал Леша.
Он не любил сладкого. Сейчас набросился на мармелад, чтобы подсластить впечатление от ее вынужденной заботы. Ей же страшно не хотелось готовить ему чай. Он видел. Заварку просыпала мимо чайника. Кипяток пролила. Видимость. Одна сплошная видимость заботы. Видимость семьи.
– Знаешь, Карелин, как мне кажется, недолго на свободе пробудет, – неожиданно нарушила Лиза тишину.
– С чего вдруг?
Он мгновенно насторожился. И не потому, что она произнесла в их доме фамилию бывшего мужа, которого когда-то сильно любила. А потому, как именно она произнесла. А как, как? Он задумался, закрываясь от нее чашкой.
Старательно подавляя эмоции, вот как! Искусственное равнодушие – вот что он услышал. Так было всегда и так будет вечно.
– Он, не успев вернуться, принялся помогать людям, представляешь! – произнесла его жена странно вибрирующим голосом.
– Разве это плохо? – пожал Леша плечами. – Помогать людям – это хорошо, Лиза. Мы этому учим нашу дочь.
– Да… Но вопрос: кому и зачем?
– А кому помог наш Карелин?
Если она и услышала издевку в слове «наш», то не подала виду. Принялась рассказывать, азартно поблескивая глазами.
– Вот, скажи, зачем ему надо было ввязываться? Он же только-только вышел по УДО. Ему надо сидеть тише воды ниже травы. А он полез заступаться. Да еще и мячиком теннисным злоумышленнику в лоб засадил.
– Подробности, как я подозреваю, от Осипова? – Его пальцы в сахарной пудре застыли над вазочкой с мармеладом.
– Ну а от кого же еще? Не от Карелина же! – фыркнула Лиза.
Она веселилась? Она веселилась, сучка! Видимо, не предполагала, что ее мужу известно, что они с Осиповым не просто друзья и одноклассники.
– Так вот… – продолжила она рассказ. – У него накануне только участковый побывал с предупреждениями всякого разного толка. Ну, чтобы он вел себя тихо. Никуда не впутывался. И так далее. А на другой день Карелин уже кинулся спасать мир в лице какой-то пенсионерки.
– Я ее помню, – погрузившись в размышления, отозвался рассеянно Леша.
– Кого – участковую?
– Нет. Пенсионерку. Интеллигентная тихая женщина. Вежливая. Карелин ее не знал. Она поселилась уже после того, как он сел.
– Вот! Это-то и бесит в нем! Какого черта ты полез, если тетку даже не знаешь? Так ведь, Леша?
Он уронил очередную мармеладину обратно в вазочку, подул на пальцы, избавляясь от сахарной пудры, и мотнул головой.
– Нет. Не так.
– В смысле? – Красивые карие глаза его жены округлились. – Ты его оправдываешь, что ли?
– Нет. Я его понимаю. Просто я его понимаю. Мне самому часто хочется вмешаться, когда я вижу какое-нибудь скотство на улице или в ресторане. Но мне не хватает принципиальности. Или…
– Или смелости?
Может, она и не хотела обижать его, но вышло как раз наоборот. Лиза поймала его взгляд, полный бешенства, и, смутившись, пробормотала:
– Извини.
– Дело не в смелости. Я не трус, если ты это имела в виду. Я всегда смогу защитить свою семью и себя в том числе. Дело в безрассудстве, которым Карелин обладает, а я – нет. Чтобы быть Робин Гудом, надо быть не просто смелым, а безрассудно смелым. Потому что, включая разум, ты непременно отступишь, притормозишь. А Дима…
– Без тормозов. Это точно, – покивала она, ставя чашку с нетронутым чаем на столик.
– Так что там с соседкой? Кому могла помешать эта милая интеллигентная женщина? От кого ее спасал наш Карелин?
И снова она пропустила нажим на слове «наш», принявшись во всех подробностях описывать происшествие. Он слушал внимательно. Но не потому, что его занимал рассказ. А потому, что он мысленно прикидывал, сколько времени понадобилось Осипову, чтобы рассказать об этом Лизе во всех подробностях? И при каких обстоятельствах он делился с ней новостями? По телефону или в их любимом кафе?
Представить гадко, но у них было их любимое кафе! Со слов Лизы, они его облюбовали еще в девятом классе и с тех пор не меняли географию встреч.
Но Леша-то знал, что это не так. Он-то знал, где еще они бывали.
– Представляешь, какая история! – закончила Лиза рассказ.
– Дикая, на самом деле, история. Бедную пожилую женщину преследует злоумышленник, которого подослали ее же собственные дети.
– Зять, – поправила его Лиза.
– Ай, брось. Ни за что не поверю, что дочь не была в курсе. Может, тонкости травли и не обсуждались при ней. Но что на маму бузила, сидя с мужем за борщом на кухне, это к гадалке не ходи.