Хулиган схватил кружку и начал стучать в дверь:
– Начальник! Открой! Заключенному плохо! Эй! Вы!.. Баркас лежал на нарах и уже не шевелился, видно, много крови успел потерять. Минута-другая, и он труп. Сухарик растерялся и даже не подумал оказать раненому помощь. Зато Хулиган, изображая активность и заботу о сокамернике, специально не стал накладывать ему жгут.
– Надо бы перевязать его? – осторожно предложил не имевший права голоса работяга.
– Ты что – доктор? – рявкнул на него Хулиган. – Только хуже сделаешь и сам виноват будешь. Еще лет пять за убийство добавят.
Наконец подошел конвоир и заглянул в глазок.
– Чего орешь! – недовольно прикрикнул он. – В карцер захотел?
– У нас пацан вены вскрыл! – пояснил Хулиган, показывая на Баркаса. – Без сознания!
Громыхнула открываемая «кормушка». Охранник заглянул в камеру, внимательно осматривая залитого кровью арестанта, и задумался. Если действовать по утвержденной инструкции, то ему следовало вызвать помощь и ни в коем случае не соваться в камеру одному. Охранники безоружны, а в камере несколько уголовных рыл, готовых на все. Сколько раз персонал СИЗО убивали, захватывали в заложники… Но пока придет помощь, человек скорее всего умрет.
Охранник проявил гуманизм.
– Всем лицом к стене, руки за спину! – приказал он и, убедившись, что его требование исполнено, повернул в замке ключ.
Контролер вошел в камеру, кося глазами на вставших к стене заключенных. Вроде стоят смирно, не дергаются. Он приблизился к нарам и склонился над бессознательным арестантом.
В тот же миг Баркас ожил, схватил охранника за рукав и сильно ударил в голову. Потом вскочил и несколько раз рубанул его по шее…
Охранник медленно сполз на пол.
– Ты что?! – не на шутку испугался Хулиган.
Он лихорадочно соображал, что делать ему: поднимать панику, молчать в тряпочку или попытаться бежать на волю вместе с Баркасом? При удобном случае всегда находятся «беглецы за компанию». Есть даже категория заключенных, имеющая генетическую склонность к побегу, а в их личном деле стоят особые отметки. Бегают по разным причинам: из-за трагедии дома, на воле, из-за длительного срока, из-за угрозы жизни или от пожизненного заключения…
У Хулигана ни одной из этих причин не было, и он растерялся.
– Всем стоять, а то убью! – на всякий случай грозно предупредил сокамерников Баркас. Он поднял резиновую дубинку вертухая и, не мешкая, выбежал в коридор.
Еще днем, когда Баркаса выводили на допрос, он запомнил расположение помещений и посты охраны. Охрана ИВС, в котором Баркаса содержали, не шла в сравнение со знаменитой Бутыркой или Матросской Тишиной. Теоретически отсюда был шанс выбраться.
Небольшой.
Каблуки впечатывались в истрескавшийся кафель. Баркас бежал по коридору, словно загнанный волк, готовый разорвать любого. Ему больше нечего терять, кроме последней оставшейся у него ценности – жизни. Но теперь и она не могла стоить дорого.
Настороженный звуком бегущего человека, навстречу Баркасу выскочил другой охранник. Он приготовил дубинку и, как только беглец приблизился, ударил его по голове. Баркас увернулся и одновременно нанес серию своих ударов. Его дубинка попала охраннику по плечу, а нога врезалась в пах. Вертухай согнулся и стал хватать губами воздух, но новый удар сверху отключил его. У рухнувшего на пол охранника Баркас забрал ключи от промежуточной решетчатой двери, перегородившей коридор, и, быстро подбежав к ней, открыл замок.
Сердце билось как бешеное. Впереди осталось последнее препятствие.
Вопреки требованиям инструкции дверь в дежурку оказалась незапертой. Пивший ночной чай с бутербродом и мирно смотревший телевизор дежурный не ожидал стремительного появления уголовника. Несмотря на многочисленные учения, охрана редко бывает готова к чрезвычайным происшествиям и не способна дать противнику профессиональный отпор. Бросив чай, дежурный вскочил со стула, схватившись за кобуру. Но его беда заключалась в том, что на занятиях по огневой подготовке выхватывание оружия из кобуры из разных положений не отрабатывается до автоматизма. Также как и стрельба.
Черная дубинка со свистом рассекла воздух и ударила дежурного по руке. Затем он был оглушен несколькими сильными ударами по голове. Перевернув стул, окровавленный охранник свалился на пол, раскинув повисшие плетьми руки.
Мгновенное замешательство у оружия. Взять или не стоит? Оружие в руке призвано стрелять и всегда стреляет…
Нет, Баркас не стал поднимать пистолет. Впереди серым прямоугольником маячила дверь. За ней – улица… свежий весенний воздух… спасение… За дверью – свобода.
Баркас побежал к ней – свободе.
Два сержанта милиции подъехали к ИВС и направились к проходной. Надоевшие за день бронежилеты давили на плечи. Короткие автоматы повисли на ремне, словно ружья после охоты. Маленькие черные коробочки раций, висевшие на груди, иногда с шипом выплескивали голос дежурного или очередное сообщение о совершенном преступлении. Ночной город спал, но не спали те, для кого ночь подходящее время для нарушения закона.
Баркас отодвинул засов, рванул дверь и выскочил на улицу, едва не сбив сержанта Омельченко. Заметив милицию, он на ходу взмахнул дубинкой. Сквозь дверной проем сержант Омельченко увидел распластанного на полу дежурного, и этого ему было достаточно.
– Стоять, милиция!!! – командным голосом рявкнул он, сбрасывая с плеча «Калашников».
Баркас бежал, не оглядываясь. Он знал, что попадаться в руки милиции ему нельзя и единственный путь – это добежать до угла, свернуть во двор и затеряться.
Или… умереть. Третьего не дано.
Баркас слышал, как лязгнул передернутый автоматный затвор, как тяжелые шаги становились все ближе, но не замедлял бег.
– Стой, стрелять буду! – раздался запыхавшийся голос.
Омельченко не сомневался, что перед ним преступник, а потому не терзался бесплодными сомнениями. Не останавливаясь, он выстрелил вверх и тут же, замедлив бег, дал короткую очередь вслед убегающему преступнику…
Тот споткнулся, но продолжал бежать.
Оружие призвано стрелять и всегда стреляет. После первой очереди последовала вторая. Она была точнее. Несколько пуль вспороли спину беглеца, словно толстая игла гигантской швейной машинки. Ему показалось, что он попал в аэродинамическую трубу. Баркаса выдувало ветром, кружило в вихре, бросало вверх и вниз, и снова вверх, в реве и свисте, в шуме чудовищного торнадо. Он не знал, хлестал ли его холодный ветер или опалял огонь, но его глаза ослепили вспыхнувшие молнии, а стук лязгнувших зубов отозвался громом.
Смерть пришла необычайно быстро и почти легко…
Утром отредактированные и отпечатанные показания Баркаса лежали перед Калединым. Рядом – заключение криминалистов по пулям.
Полковник еще раз пробежал глазами протокол: «…офицер вытащил пистолет. Пилат крикнул мне: «Стреляй», и я произвел выстрел в напрвлении офицера, полагая, что мой пистолет газовый. Так сказал мне Пилат, убеждая взять его на дело. Когда я увидел кровь, то понял, что Пилат меня обманул. Я бросил пистолет и снял маску, но Пилат заставил меня поднять оружие, надеть маску и встать на «шухер» в коридор. Что происходило в комнате дальше, я не знаю, но слышал глухие пистолетные выстрелы… Потом решил, что Пилат избавится от меня как от свидетеля, и решил бежать… Почему он убил работников заправочной станции, я не знаю. Вероятно, они видели его в лицо…»
Каледин придвинул ближе заключение экспертизы и прочитал:
«…извлеченные из тел пули калибра девять миллиметров выпущены из двух пистолетов Макарова специального образца с применением стандартного прибора бесшумной стрельбы… Пуля, извлеченная из тела №…, выпущена из пистолета номер два… Пули, извлеченные из тел работников бензоколонки, выпущены из пистолета номер два…»