XXIV. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЦИСТЕРЦИАНЦЕВ[155]
Цистерцианцы произошли из Англии, из селения под названием Шерборн. Там подвизалось множество монахов в черных одеждах под началом строгого аббата. Он натягивал им поводья, это пришлось иным не по нраву, и четверо из их числа, пустившись в бега, направляются во Францию, матерь всякой злобы. Кружат они там, соединившись с поклонниками удовольствий, на которых Франция всегда особенно богата; в своем кружении сталкиваются наконец со скудостью съестного и, отягченные пыткой нехватки, долго обсуждают, что им делать. Назад идти не хотят, без дохода жить не могут. Как добыть? Откуда взять? Решено наконец водвориться в пустыне под предлогом набожности, однако не в Павловой или Иларионовой пустыне[156] на ливийских просторах, не в дебрях Черной Горы[157], не в пещерах и гротах[158], где нет никого, кроме Бога, — нет, для решивших поклоняться человеку как богу и люди и Бог должны быть доброхотами, но не соседями. Итак, они выбирают место, удобное для жилья: не непригодное для обитания, но обитаемое, чистое, плодородное, податливое к обработке, не никчемное для посева, огражденное дубравами, кипящее ключами, истый рог изобилия, место вне мира в сердце мира, удаленное от людей среди людей, — выбирают, не желая знать мира, но желая, чтоб мир о них знал, как та, что «к ивам бежит, но сперва увиденной быть она хочет»[159]. Они приобрели у какого-то богача дешевый и худой кусок земли среди большого леса, изображая безупречность, долго упрашивая, приплетая Бога к каждому слову. Они вырубают и выкорчевывают лес, обращают его в ровное поле, кусты — в плоды, ивняк — в ниву, ивовую лозу — в виноградную, и чтобы свободней предаваться этим занятиям, они вынуждены отнять время у молитв. Сидела доселе Мария, словно не сочувствуя трудам Марфы; у них же Мария стала снисходительней и поднимается помочь Марфе в ее заботах. Другие ордены в полуночи встают исповедаться Господу, как говорит псалмопевец[160], и по свершении часа, изнуренные, засыпают: а эти, положив себе заповедь суровей и крепче, постановили по истечении часа пребывать в бдении и молитве до наступления дня. Через некоторое время, однако, это показалось им трудно, а так как менять правило было позорно, они предпочли переменить час с полуночного на предрассветный, дабы их служба кончалась вместе с ночью и уставу не было ущерба. Другие поднимаются до утренней звезды: эти, предпочитая
155
156
157