Я не могу забыть, что они — евреи, а мы — египтяне. В одном мы точно египтяне — нас обирают; однако те, былые египтяне, обобраны по своей воле, так как сами доверили свое добро, а мы — против воли, так как терпим грабеж в полном знании и понимании. Но они — во многом евреи, ибо обирают, как в Египте, ибо ропщут, как при горе Хорив, а еще при водах пререкания[244], ибо алчут, как в ту пору, когда Моисей наказал не оставлять гомор до завтрашнего дня, ибо Ура, мужа праведного, удушают плевками[245], и во многих иных отношениях; потому о них и сказано через сорок лет: «Присно блуждают сердцем»[246].
Коснемся же некоторых деяний этих евреев, опустив многое из горького летописания[247]. Пропустим дерево, служившее границею их полей, которое было среди ночи отнесено далеко в поля их соседа, рыцаря-египтянина, в Коксволде — но Рожер, архиепископ Йоркский[248], велел перенести дерево назад. Не упомянем и луг другого египтянина, который евреи перед вечерней росой посыпали солью и выпустили на него баранов, столь охочих до соли, что за ночь они объели его до земли, и на много лет он сделался бесплодным, так что им его продали. Или как братья-евреи из того же края в одну ночь, отрядив множество людей и подвод, усыпали навозом ближайшее к себе поле, а назавтра, когда египтянин стал дивиться, что поле, искони принадлежавшее ему, заставлено столькими телегами, осмеяли его как умалишенного, который называет своим поле братьев-евреев, столько дней и в таких трудах ими возделываемое. Так как он никогда прежде не выдвигал против них обвинений, их утверждения были правдоподобными, и белые братья такой проделкой обезопасили себя пред любым судьей, пока наследник рыцаря, гневом подвигнутый, не отомстил пожаром всем им с их домами. Умолчим также о двойной грамоте[249], с одними и теми же словами и об одной и той же земле, обманно добытой у скудоумного клирика без ведома хозяина, взамен другой, якобы утраченной. Они поменяли эту землю на другую, но от того же хозяина, и вернули одну грамоту, придержав другую, когда же продавший или обменявший умер, потребовали от наследника прежние поля согласно оставшейся у них грамоте и, уличенные перед господином нашим королем, смущенные на свой манер, то есть балагуря там, где надо бы плакать, удалились от короля, отпущенные ради Бога против Бога. Опустим и то, что близ Нита[250] они получили от графа Гильома Глостерского шестнадцать акров земли, а после передачи грамоты это число возросло до сотни.
Этого мы не помянем, ибо это забавные уловки, и, по их выражению, «благонамеренные дела»; они делаются не ради вреда другому, а для пользы себе. А так как египтян следует обирать всеми способами, это все в известной мере простительно, поскольку не влечет за собой кровопролития и не так сильно ужасает; но в Вуластонском лесу они повесили египтянина и, подражая Моисею, скрыли его в песке[251]: несчастный прокрался к их яблоням, чтобы утолить голод, и получил из рук братии вечное от голода успокоение. Из их недавних дел нельзя скрыть следующее, чтобы было видно, как мало они ужасаются и отвращаются подобных дел, если думают, что это им будет на пользу.
Был сосед у братьев-евреев, рыцарь-египтянин; они обосновались на части его поля, но ни мольбой, ни мошной не могли его сдвинуть. Тогда они послали к рыцарю предателя под видом гостя Христа ради: впущенные им ночью, они ворвались закутанные в плащи, с мечами и дубинами, и убили египтянина с детьми и всеми домочадцами, кроме жены, которую вместе с грудным сыном он защищал, пока мог стоять, и дал им ускользнуть. Она бежала к своему дяде, на расстояние дневного пути, а тот, созвав соседей и родню, на третий день пришел на это место, где часто бывал с друзьями. Там, где были здания, ограды и большие деревья, он обнаружил гладкое и хорошо вспаханное поле и никакого признака людского жилья. Идя не за следами, ибо их не было[252], но за своими подозрениями, он силой вошел в ворота, которые не сами собой пред ними отворились[253], увидел деревья, выкорчеванные и распиленные на большие колоды, и, уверившись в своих предположениях, донес судьям. Жена египтянина указала поименно нескольких из евреев, и в частности, того мирянина, что открыл им двери. Задержанный судьями, он не вытерпел испытания водой и признался во всем вышеупомянутом, прямо назвав имена евреев, кои это совершили, и прибавив, что взамен они отпустили ему все былые грехи, и этот нынешний, и все будущие, а сверх того твердо заверили, что ни вода, ни огонь, ни оружие его не погубят. Несчастный был повешен, поплатившись за все, а монахов решением господина короля Генриха велено было не трогать из почтения ко Христу. Сделали это евреи из Байленда.
245
247
248
249
250
251