Монах был в своем монастыре живописцем и ризничим. Всякий раз, как случалось ему мучиться ночными видениями, над коими, как ему было известно, властвует Морфей, он осыпал его всеми возможными поношениями и при каждом удобном случае изображал его самым безжалостным и точным образом на стенах, занавесях, оконных стеклах. Морфей часто увещевал и молил его во сне не обезображивать его лицо на посмешище народу, а под конец остерег его, чтобы он это прекратил под страхом подобного же позора. Но монах, ни во что не ставя угрозы, мольбы и сны, своего занятия не оставлял. Тогда Морфей ночными явлениями внушил знатным мужам в окрестности послать монаху подарки — вино, снедь, серебро, золото, перстни, оленьи шкуры, отнятые с груди у их жен, — это-де для человека, трудящегося в делах, кои принадлежат до Господа, и часто столь занятого, что не успевает поесть с братией, заботящегося об украшении алтарей, риз, книг, всегда молящегося за верных: пусть-де не будет нехватки в еде у человека столь благочестивого, пусть муж столь искусный не чувствует скудости в материале, потребном для его работы. Вскоре отолстел монах, утучнел, расширился, стал строптив[655] и, не ведая, куда его ведут удовольствия, от вина двинулся к Венере[656], влюбившись в весьма привлекательную вдову из соседнего селения. Зная, что для любви он по своей неотесанности и по уродливости лица не годится, монах вздумал пособить своим плутням подарками. Такие стрелы, говорят, пробьют и эгиду, даже после всех триумфов Минервы[657], когда красота отогнана, факелы лица угашены, чары речей отринуты. Первые дары нашли ее суровой и неподатливой, но упорное постоянство наконец одолело. Совпали их желания, но не было для них места подходящего. У нее в доме было помехой множество мужчин и женщин, у него — уважение к монастырю. Оба стремились к Венериным занятьям, оба страшились бесчестья. В поиске удовольствия им наконец пришло на ум похитить церковные сокровища и богатства вдовы и со всем этим добром бежать от обвинителей и народного гула — пускай говорят о них, когда их тут не будет. Пусть каждый делает, что хочет: пока они скрываются вдвоем, в тихом месте им стыдно не станет. Ночью они пускаются в бегство, как было условлено.
656
657