Случилось, как я слышал от многих великих мужей, дивное дело, которое может небезосновательно показаться невероятным. Один человек на границах Галлии, маркиз, могучий, но жестокости чрезмерной, ежедневно донимал свирепым насильством соседей и чужеземцев; ввергал в темницу странников, которых или пытками изнурял до смерти, или, ограбив, отпускал полумертвыми. Будучи не ниже Катилины в коварствах и Нерона в беззаконии, он имел жену, превосходившую родом, красой, благонравием и ближних, и дальних. С ужасом отвращаясь от тирании порочного мужа, она противопоставила любовь Христову его ужасным делам, так что не боялась при каждом представлявшемся случае разрешать связанных, выводить пленных, всех отпускать на свободу, нагружая их какими могла дарами, и не радовалась, пока не проводит их радостными. При всяком свирепстве господина своего она плакала и по любви Христовой сострадала несчастным с великою скорбью, и что ни доставалось ей из награбленного тираном или из должных выплат держателей, все расходовала на ограбленных и других нуждающихся. По этой причине, где бы ни распространялся слух о жестокости и бесславии мужа, сопровождало его милосердие и добрая слава жены, и тем светлей она блистала, чем больше ее ясность лучилась во мраке ее мужа. Тиран этот, не слушавшийся ни совета доброй жены, ни порицаний благочестивейшего Людовика, был им захвачен и, во всем признавшись, осужден и веден на виселицу. И вот та добрая женщина, о которой я говорил, жена его, хотя и беременная, хотя и на сносях, презрев всякую опасность как для чрева, готового рожать, так и для рождающегося чада, бросается к ногам сострадательного судии, со слезными воплями молит о милосердии, просит ради уважения к ее доброму имени, и слезные вздохи сокрушают судью, коего ни война не смутила бы, ни золото не прельстило. И тем блистательней была сия просительница, что уже свободная, уже от пагубного тирана не зависящая, из-за верности супружеству она хотела вновь быть связанной. И хотя счастливая своей независимостью и одиночеством, она не думает ни об утрате свободы, ни о тяготе рабства, ни о безмерности кары, не боится быть битой былыми скорпионами, ни снова попасть под бичи[791], но усердно приемлет всею душою всю строгость супружеской верности. Итак, связанного преступника ведут от места наказания назад во дворец, а чтобы злоба его не казалась совсем избежавшею унижения и взыскания и не похвалялась совершенной безнаказанностью, король велит отсечь ему правое ухо. Тут случается примечательная диковина: четырех дней не прошло, как родился у этого тирана от его избавительницы сын, не имеющий правого уха. Было бы меньшим дивом, будь он зачат после усекновения отца, но то, что он, уже живой и полностью образовавшийся в утробе, явился потом на свет искалеченным, — это знак высочайшего сострадания.
Это была одна из милостей Людовика; следующая такого рода. Валеран из Эффрии был рыцарь неграмотный, однако весьма приятного красноречия, известный и любезный королю. Были у короля три служителя[792], стоявшие над всей Францией, — Вальтер камергер, Бушар Молосс, а по-галльски veautur, и Гильом де Гурне, прево Парижский. Вальтер пожинал почти все плоды Франции по своему усмотрению, Бушар, стоявший ниже него, — некоторую их часть, Гильом — немногие, а Людовик по простоте своей — то, что ему позволяли. Валеран, видя это и зная, что делается, печалился, что из-за власти рабов причиняется такой огромный урон казне, и сочинил песенку на галльском языке с такими словами:
Когда песенка разошлась, они увидели, что их тайные дела обнаружились и сговор их раскрыт; они вознегодовали и вооружились для мщения: они собирают всех, кто может навредить Валерану, строят ковы и обвиняют его в преступлении против короля, коего неустанными наветами отвращают от приязни. Наконец некая дама, знатная и весьма богатая, но со скользкой славой, в великой злобе и спеси безумствуя, обвиняет Валерана пред королем, что он распевал непристойные песни и о ней, и о короле. Король, уязвленный этим, говорит: «Валеран, я терпеливо сношу брань на свой счет, но поносить мою сродницу непозволительно, ибо она моя кровь и один из моих членов». Отвечает Валеран: «Этот член у тебя хворый», что по-галльски остроумнее: De ce member es tu magrinez. Даже это словцо король стерпел кротко. Другие засмеялись, но женщина, раздосадованная насмешкой, сказала: «Господин король, доверь наказать его мне; я ему покажу. Я знаю, как проучить шута; я найду трех шлюх, которые отделают его бичами, как следует». Тут Валеран: «Госпожа, твое дело спорится, осталось найти лишь двух». Тогда она слезно просит отомстить эти обиды, и те трое, коих он уязвил, присоединяют свои жалобы и добиваются, что несчастный был изгнан. Валеран искал убежища у нашего господина, короля Англии, и был ласково принят. Вальтер между тем снес его дома, выкорчевал виноградники, вырубил рощи, повалил его ограды, все разорил. Наш господин дважды своими письмами и трижды собственными устами просил господина Людовика, чтоб тому все вернули, но безуспешно. Видя, что никакое заступничество не вернет ему прежнего состояния, и зная Людовика как человека весьма сострадательного, Валеран прибег к помощи его сострадательности. Когда помянутые короли вели беседу на широком поле, окруженные большим сонмом ратников, Валеран, предупредив о своем замысле нашего короля, появился, восседая на маленьком вороном коне, обезображенном худобой, сам в убогом виде — в платье, изодранном от ветхости, небритый и немытый, шпоры свисают с пяток, башмаки тесные и дырявые, во всем подобный последнему из людей. Желая, чтоб его увидели, он показался пред королем Людовиком и нашим: его погнали оттуда палками, как нищего, и он ускакал. Короли одни беседовали в круге, обсуждая мир меж королевствами. Но Людовик, заметив появление Валерана, испугался, что дело, сделанное с благонамеренным лукавством, было без притворства и от настоящей нужды. Он почувствовал такое отвращение к своей чрезмерной суровости, что в одиночестве отошел от короля, чтобы приблизиться к Царю Небесному, и поспешил умирить небо, пренебрегая земным покоем. Наш король терпеливо ждал, зная, что происходит; но Людовик, подойдя к своим людям, отозвал Вальтера и сказал: «Я избрал тебя от народа и сделал князем в надежде, что ты будешь разумным и верным правителем всего королевства; я всегда открывал для тебя мой слух, желая, чтобы ты вливал в меня мед своей мудрости, ради мира народного и моего благоденствия. Но ты влил отраву, присоветовав, чтобы я согрешил против Господа и брата моего Валерана; за слово надобно было наказать словом, а не битьем и изгнаньем. Увы! сколь безжалостным я себя обнаружил только что, увидев, сколь жалким я его из-за тебя сделал. Он удалился в ту сторону; быстро ступай за ним и приведи назад». Вальтер, испуганный, кидается в толпу, находит, приводит, возвращает ему все, и чтоб он впредь не сетовал, прибавляет больше, чем отнял, и когда Валеран приносит благодарность за восстановление в прежнем состоянии, король благочестивой и смиренной мольбой добивается, чтобы тот его простил.
791
792
793