— Да.
— Тогда с какой такой радости она жила с Лоутоном? — спросил Блум.
— Она была бисексуалка, — вставила Тутс.
— Это что, тоже Карелла сказал?
— Нет. Как раз сегодня вечером я говорила в баре «Лиззи» с ее друзьями.
— И они утверждают, что она может и так, и эдак?
— Да.
— О’кей. Что еще?
Мэтью сказал, что Мелани встречалась также с мужчиной по имени Питер Донофрио, который был отпущен досрочно из тюрьмы, куда попал за наркотики.
— Ты смотри… До чего ж любвеобильная была девица! — заметил Блум. — И эти сведения тоже пришли от Кареллы?
— Не совсем так. Косвенным образом.
— Да… Трудолюбивый парень, ничего не скажешь, — протянул Блум.
— Он очень нам помог, — сказал Мэтью.
— Ладно, Бог с ним, — сказал Блум. — И где же проживает этот тип Донофрио? Тоже на севере, что ли?
— Нет. Здесь, у нас. В Калузе.
— Ты лично с ним говорил?
— Нет.
— Или все тот же Карелла?
— Гутри и Уоррен.
— И Донофрио дал вам этот адрес?
— Нет. Человек по имени Риген. Администратор театра «Волна и песок».
— Сказал, что жертва живет здесь?
— Сообщил последний известный ему адрес, — ответил Мэтью.
— Джимми! — заорал Блум, и обернулся к темноволосому, небольшого росточка мужчине, который говорил с фотографами из полиции.
— Чего? — откликнулся он и зашагал к ним.
— Ты владельцу дома дозвонился?
— Да, уже едет.
— Хорошо. Знакомьтесь, Джимми Фалько, — представил своего помощника Блум. — А это Мэтью Хоуп… Тутс Кили…
Фалько оглядел Тутс с головы до ног.
— Мы раньше встречались? — спросил он.
— Что-то не припоминаю, — ответила та.
— Извините. Просто лицо показалось знакомым, — сказал Фалько. — Здравствуйте, очень приятно.
— Так она что, играла в этом театре? — спросил Блум Мэтью.
— Работала официанткой.
— Ну а где-нибудь вообще она играла? На севере, здесь, в другом месте?
— Не знаю.
— Стало быть, твой Карелла тебе не сказал, да?
— На севере она брала уроки актерского мастерства, — ответил Мэтью. У него появилось ощущение, что Блум далеко не в восторге от того, что некий коп с севера сует нос в его дела. — Сомневаюсь, чтоб она где-либо работала актрисой. Вернувшись во Флориду, она…
— Когда это было?
— Первого декабря. Так вот, она какое-то время побыла с матерью в Сент-Пите, потом приехала сюда. Семнадцатого января.
— Откуда эти сведения?
— От матери и Донофрио.
— Извини, Мори, — сказал Фалько и зашагал прочь, по направлению к невысокому лысому мужчине в бермудах и пестрой гавайской рубашке с короткими рукавами. Очки, длинный нос, усы. И Мэтью вдруг показалось, что, если этот тип снимет очки, вместе с ними отпадут и длинный нос, и усы. У него также возникло ощущение, что некогда déja vu.[29]
— Мистер Ипворт, — сказал Фалько. — Это детектив Блум, он проводит расследование. Знакомься, Мори, это Морис Ипворт.
— Добрый вечер, мистер Ипворт, — сказал Блум.
Два Мориса обменялись рукопожатием. Морис Ипворт чувствовал себя явно не в своей тарелке. На Морисе Блуме была рубашка с галстуком и пиджак. Примерно так же был одет и Мэтью. И, похоже, Ипворт прикидывал в уме, что и ему, пожалуй, стоило бы одеться поприличнее, особенно с учетом того, что событие произошло серьезное, как-никак убийство. Но, с другой стороны… тут же, черт побери, Флорида! И все же он явно нервничал. Что ж, можно понять. Ведь в одном из его домов обнаружили труп. Мэтью, слегка приподняв брови, осведомился, могут ли они с Тутс присутствовать при беседе. Блум еле заметно кивнул, однако Ипворту их не представил. Пусть этот коротышка в очках, с длинным носом и усами думает, что и они как-то связаны с полицией.
— Ужасно, просто ужасно… — пробормотал Ипворт, стараясь, видимо, разбить холодок, сразу возникший между ним и этой троицей. Акцент типично британский. Что ж, иногда и британцы тоже переезжают в Калузу.
— Ужасно, — согласился Блум.
Мэтью прикинул в уме. Должно быть, за всю свою жизнь полицейскому Блуму довелось перевидать десять тысяч шестьсот тридцать восемь жертв со смертельным огнестрельным ранением.
— И долго она у вас прожила? — спросил Блум.
Ипворт даже вздрогнул — словно не ожидал, что ему вот так, сразу, будут задавать вопросы.
— Она поселилась здесь в начале января, — ответил он.
— Первого января?
— Нет, второго. В четверг.
— Нашла этот домик через агента или как-то еще?
— Нет. Зашла прямо с улицы. Сказала, что увидела объявление.
— Значит, просто зашла и сняла, так?
— Да.
— На какой срок?
— На два месяца. Обычно я сдаю на месяц и потом продляю срок, но она очень просила сдать до конца февраля. И я согласился.
— Как платила? Чеком? Наличными?
— Наличными.
— И вам не показалось это странным?
Ипворт пожал плечами.
— А чего тут такого странного? Многие платят наличными, — ответил он. — А я что, я человек без претензий. Раз дают наличными, я беру.
Мэтью решил, что это, очевидно, была попытка пошутить. Ипворт не улыбнулся, но в уголках его глаз залегли мелкие морщинки. Мэтью страшно захотелось, чтоб он снял наконец эти дурацкие усы и нос.
— А она объяснила, зачем это ей понадобилось жилье именно на два месяца?
— Ну, ведь теперь у нас зима. Очевидно, просто хотела пожить там, где тепло и солнце.
— А она тут одна жила?
— Вот чего не знаю, того не знаю. Мое дело сдать домик и получить деньги, а дальше я оставляю своих жильцов в покое. — Секунду Ипворт колебался, затем добавил: — Думаю, мне следовало бы догадаться, что на март срока она продлять не будет, я прав?
У Мэтью возникло ощущение, что и это была попытка шутки. Эдакий суховатый и сдержанный, типично британский юмор.
— Да, думаю, следовало бы, — кивнул Блум. — Спасибо, мистер Ипворт.
— А когда вы тут все закончите? — спросил тот.
— Примерно еще день провозимся или около того.
— И кто будет разгребать эту грязь?
— Мы оставим все в том виде, в каком нашли, — ответил Блум.
— Нет, я не это имел в виду. Я по телевизору слышал, что крови из нее вытекло ужас сколько. Кто будет все это вытирать и мыть, а?
— Полагаю, вам придется обратиться к услугам наемной уборщицы, — ответил Блум.
Ипворт покачал головой.
— Спасибо за помощь, — сказал Блум.
Ипворт все еще качал головой.
— Что-то не так? — спросил его Блум.
— А когда можно будет войти и посмотреть, какой ущерб нанесен имуществу?
— В данный момент это место преступления, где проводятся следственные действия, — объяснил ему Блум. — Мы уведомим вас, когда закончим.
— Велики ли потери? — спросил Ипворт.
— Не очень. Всего один труп. Молодой женщины, — ответил Блум.
Позднее той же ночью он позвонил Мэтью домой. Уже после того, как уехал с места преступления и переговорил с Питером Донофрио в его квартире на Пеликан-Уэй. Несмотря на жаркие уверения в том, что отношения между ним и Мелани были более чем свободные, Донофрио, похоже, был искренне потрясен смертью девушки.
— Да парень прямо зарыдал в голос, — сказал Блум. — Честное слово, я даже удивился. Я хочу сказать, когда имеешь дело с воришкой мелкого пошиба, ожидать такой реакции трудно. Впрочем, я звоню тебе совсем по другому поводу.
Мэтью не терпелось узнать, в чем заключается этот повод. Ведь было уже около часа ночи.
— Баллистики поработали над патронами, — сказал Блум. — Застрелили ее из «вальтера». Это тебе ни о чем не говорит?
— Нет.
— «П-38»? Девятимиллиметровый «парабеллум»?
— Нет.
— Четыре пули в груди, — сказал Блум. — Кстати, это ты говорил мне, что она появилась в Калузе семнадцатого?
— Да, я.
— Января, да?
— Да.
— Но Ипворт утверждает, что она сняла квартиру второго…