— Заметано.
— Вам следовало бы помнить, Мэтью, что в работе полицейского существуют только преступления и люди, которые их совершили. Кто-то убил Коррингтона, потом кто-то убил эту девушку Шварц. Орудие убийства может быть связующим звеном, а может и не быть. Если это «парабеллум» Коррингтона, тогда можно ухватиться за ниточку. Но вся штука в том, что самого-то пистолета у нас нет. Есть только калибр и марка. Да таких стволов гуляет по Америке миллионы!
— Вот в этом-то и заключается загадка.
— Не думаю. Лично я вижу тут два преступления, и только.
— Ну тогда, пока они не раскрыты, две загадки.
— А также лицо или лица, совершившие эти преступления.
— Уверен, стоит только найти мотив и…
— Но мы можем так никогда и не найти его, Мэтью. Мы можем даже схватить преступника. Но это вовсе не означает, что нам станут известны действительные мотивы. Они ведомы лишь лицу или лицам, совершившим эти преступления. Повторяю: одному лицу или целой группе лиц. Как знать…
— Скорее всего, тут замешано несколько человек.
— Ну, пусть будет несколько. Но если вы будете подходить к этому, как к некой загадке, то непременно сядете в лужу. Как тот лакей, что залез в кладовую и думал, что дядюшка Арчибальд находится в это время в оранжерее, а тетушка Агата — в саду. Все это не имеет ни малейшего отношения к реальности, Мэтью.
— По мне, так все это действительно не имеет отношения к реальности, Стив.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я адвокат. И сам не понимаю, как получилось, что вдруг оказался втянутым в это дерьмо!
— Может, вам захотелось, чтоб люди вас возненавидели? — заметил Карелла.
— Все люди, по большей части, ненавидят законников, тут вы правы.
Похоже, он окончательно пал духом. Возможно, причиной тому дождь, подумал Карелла. А может, тот факт, что дело зашло в тупик. Безвыходность, темные проулки, ведущие в никуда, все это самым отрицательным образом сказывается на настроении. Как бы там ни было, но Карелле захотелось подбодрить и утешить его. Угостить кружечкой пива, сказать, что все уладится, утрясется, все будет хорошо, и на твоей улице снова засияет солнце, разве не так?
— А знаете, почему люди ненавидят адвокатов? — спросил Хоуп.
— Почему?
— Потому, что мы чертовски дорого дерем.
— Нет, нет…
— Да. Чьи еще, черт возьми, услуги стоят триста-четыреста баксов в час? Вот за это нас и ненавидят.
— Копов тоже, — сказал Карелла.
— Нет, как правило, люди любят копов.
— А знаете, за что люди ненавидят копов?
— Люди любят копов.
— Нет, ненавидят. Потому что мы арестовываем их за превышение скорости.
— Нет, нет.
— Я же говорю, да! Сколько раз вы, сидя за рулем, видели, как встречная машина мигает вам фарами?
— Ну… э-э… я не…
— Это чтоб предупредить вас, верно?
— Но я…
— Предупредить, что впереди затаился коп, так или нет?
— Ну…
— Затаился в кустах и ждет, так или нет?
Хоуп рассмеялся.
— Просто парень в машине предупреждает вас, что там, впереди, сидит коп и только и ждет, чтоб выписать штрафной талончик за превышение скорости. Что означает, что вы действительно превышаете скорость, а это запрещено законом. А стало быть, тот парень в машине — соучастник преступления, вот!
Хоуп все еще смеялся.
— Смейтесь, смейтесь, — проворчал Карелла.
— Нет, просто вспомнились люди еще одной профессии, которых ненавидят, пожалуй, больше, чем адвокатов и копов!
— А ну, кто же это?
— Дантисты!
— Тогда начинайте сверлить зубы, — сказал Карелла.
— Да, думаю, стоит попробовать.
— Вот это будет хохма!
Гутри не виделся с Адель Доб с того самого вечера после убийства Коррингтона, и очень обрадовался, что есть повод нанести ей визит. И вот в среду, ровно в десять сорок утра, он уже был у нее и застал даму за кофе и чтением газеты. Она сидела за маленьким белым столиком у окна, из которого открывался вид на пляж. Тот самый пляж, где нашли тело Коррингтона. Она предложила ему чашечку кофе, он уселся напротив. Одета Адель была в тот самый зеленый кафтан, что был на ней в день их знакомства. Растения с длинными висячими стеблями купались в лучах утреннего солнца, листочки их сверкали, как изумруды, и вторили цвету одеяния и зеленых глаз мадам Доб.
— А знаете, я по вас скучала, — сказала она.
— Был занят. Ловил плохих парней, — ответил Гутри.
— Как же, как же! Знаменитый детектив!
— Естественно.
Они пили кофе вместе. Воды залива сегодня были на удивление спокойны. Мелкие волночки лениво лизали песчаный берег. В открытые окна тянуло еле уловимым бризом.
— Я насчет Кори, — сказал он. — Вы провели с ним ночь и…
— Кто сказал, что я провела с ним ночь?
Вообще-то она сама призналась ему в этом.
— Поймите, Адель, я просто вынужден задать этот вопрос, — сказал он. — Скажите, он раздевался?
— Да он был весь в крови, — ответила она. — И снял рубашку, насколько мне помнится.
— Ну а брюки?
— Я что, под присягой? — спросила она и улыбнулась.
— Нет. Но мне бы очень хотелось услышать ответ.
— Да. И брюки тоже снял.
— У него было оружие?
Она колебалась.
— Адель?..
— Да, у него было при себе оружие.
— Вы видели его?
— Он достал свою пушку из-за пояса и положил на туалетный столик.
— И что это была за пушка?
— Понятия не имею.
— Ну, это мог бы быть, к примеру, «вальтер»?
— А что это такое, «ватлер»?
— Не «ватлер». «Вальтер».
— Я не расслышала.
— Ну вы же видели в кино про Вторую мировую войну! Все немецкие офицеры носили при себе такие пистолеты.
— Вроде бы припоминаю.
— Ну так вот, этот пистолет называется «вальтер». И что вы подумали, когда увидели, что он при оружии?
— Ну… Он рассказал мне, что однажды едва не грабанул аптеку. Ну и я подумала, что, если человек планирует ограбление, он должен быть при оружии, разве нет? Ну и вот, он был при оружии.
— Скажите-ка, Адель, а он хоть словом упомянул о том, что делает здесь, во Флориде?
— Или Мелани Шварц?
— Ни одно из этих имен мне ничего не говорит.
— А вы говорили с ним о пистолете?
— В каком смысле?
— Ну вы хотя бы спросили, для чего это он носит при себе пушку? Это же второе нарушение, когда человека выпускают из тюрьмы досрочно.
— Я не знала, что он выпущен досрочно.
— Ага…
— А первое нарушение?
— А первое нарушение сводится к тому, что он покинул штат Калифорния. Скажите, если я покажу вам снимок «вальтера», вы сможете определить, такая же пушка была у него или нет? Ну, для меня, пожалуйста!..
— Откуда это у вас такие фотографии?
— Один друг дал. Эксперт по баллистике.
Гутри полез в карман пиджака. Глянцевитый черно-белый снимок размером пять на семь предоставил ему детектив из полицейского управления Калузы по имени Оскар Пинелли. Который знал, что Гутри однажды лжесвидетельствовал в пользу его коллеги, детектива Харлоу Уинтропа. Добрые дела не забываются. И он показал Адель снимок.
— Это «вальтер», — сказал он. — Известен также под названием «П-38», или девятимиллиметровый «парабеллум».
— Ни хрена себе… — протянула она.
— Скажите, именно такой пистолет был у Кори, когда он провел у вас ночь?
— Да, — ответила она.
Поскольку именно Гутри довелось больше других бегать и собирать сведения по делу, Мэтью решил дать ему слово первому.
— На настоящий момент, — сказал Гутри, — мы твердо знаем только две вещи. Знаем, что, когда Коррингтон участвовал в драке на севере в ту декабрьскую ночь двадцатого числа, у него имелся при себе пистолет «вальтер», который он незаметно выбросил, а потом забрал снова.
Все четверо сидели за столиком у входа в китайский ресторан, что располагался неподалеку от конторы Мэтью, ели блинчики «Весенние» и свиные ножки и ожидали, когда им принесут новые блюда. Тутс Кили поглощала пищу с аппетитом, характерным разве что для какого-нибудь водителя трейлера. И Уоррену Чамберсу страшно нравилось смотреть, как она ест. Мэтью же, пытавшийся сбросить вес, сам себе удивлялся: с чего это ему понадобилось есть всю эту гадость? Он вообще считал, что хорошо прожаренная пища обладает поистине смертоносным воздействием, сравнимым разве что с пулей, выпущенной из «вальтера». Уоррен и Тутс облизывали пальчики. Мэтью усматривал в этом некий намек на возможность сексуальных взаимоотношений. С другой стороны, какое ему, собственно, дело? У него и без того хлопот по горло, стоит ли беспокоиться по поводу возможного романа между чернокожим юношей и белой девушкой, здесь, на самом юге страны.