— Верно, — согласился с ним Мэтью.
Толстая Дама скинула халат и шлепанцы. Под халатом на ней оказался купальник в крупный цветочек, что делало ее похожей на некий экзотический и съедобный фрукт. Она уже дошла до мелкого края бассейна, спустилась на две-три ступени и пробовала носком ступни воду.
— Восемьдесят четыре! — крикнула она Ипворту. — Вы не поверите, до чего же холодная!
Ипворт отделался коротким кивком.
— И какова же была плата? — спросил Мэтью.
— Две тысячи в месяц. Я понимаю, вам покажется, что это дорого, но учтите, ведь дом практически на пляже. И до «Сонни» рукой подать. А многие молодые люди считают это большим плюсом. Вам нравится рок?
— Ну… иногда да.
— Лично я даже не считаю это музыкой, — сказал Ипворт.
— Так оно и есть. Некоторые произведения трудно назвать музыкой.
— Лично мне всегда почему-то кажется, что под звуки этого рока надо делать гимнастику.
— Так вы сказали, она платила наличными?..
— Да, стодолларовыми купюрами.
— И еще вы сказали детективу Блуму, что в том нет ничего необычного, так?
— Да, верно. Большинство молодых людей просто не успели еще обзавестись чековыми книжками. Они работают, копят деньги, ну и расплачиваются ими, когда надо снять жилье на месяц или два. Правда, такой уж молодой ее вряд ли можно было назвать.
— Старовата для поклонников рока? — спросил Мэтью.
— Именно. На мой взгляд, ей было где-то за тридцать.
Питер Донофрио сообщил Гутри и Уоррену, что Мелани было двадцать шесть. Это же подтвердили и газеты на следующий день после ее смерти.
— А мне казалось, она моложе… — сказал Мэтью.
— Ну, может, и моложе. Но выглядела она на тридцать с хвостиком. Знаете, эти крашеные блондинки, они иногда выглядят старше.
Мелани, знаете ли, очень любила менять внешность. Сегодня блондинка, завтра, глядишь, рыжая…
И какая же она сейчас, мистер Донофрио?
Когда приехала, была рыжая.
А в понедельник? Когда уезжала?
Блондинкой.
— И когда это было, мистер Ипворт?
— Было что? Нет, вы только посмотрите на нее! Целый час собирается войти в воду! Даже если температура воды будет сто четыре градуса, все равно, эта толстуха будет топтаться на ступеньках целый час!
— Когда она сняла дом? Когда это было?
— Второго января. В четверг.
— И вы уверены, что она была блондинкой, а не рыжей?
— Уверен. Рыжей?.. Нет, что вы, нет, конечно.
Теперь женщина стояла уже на самой нижней ступени. Пригнулась, зажмурилась от страха и стала плескать горстями воду на шею и плечи.
— Ну, давай же! — тихо подначивал ее Ипворт. — Давай!
Женщина все не решалась. Ипворт весь так и подобрался в ожидании.
— Вперед! — шепнул он.
И тут наконец дама сошла с нижней ступеньки и торжественно погрузилась в воду — словно роскошный лайнер после того, как о борт его разбили бутылку шампанского.
— Ой, ледяная! — взвизгнула она.
Ипворт обернулся к Мэтью.
— Слыхали? Восемьдесят четыре градуса, и это для нее ледяная!
— Опишите ее мне, — сказал Мэтью.
— Кого? Холли Синклер? Ну, лет тридцати четырех, тридцати пяти… Светлые волосы до плеч. Голубые глаза. Хороший ровный загар. На ней был белый полотняный костюм и белые лодочки.
Он описывал Джилл Лоутон.
Когда в одиннадцать утра к бассейну подошла Тутс, Ипворт все еще сидел там. Простуда и насморк только усиливаются, объяснил он, и это несмотря на то, что вместе с лучами этого чертова солнца его кожа впитывает драгоценный витамин D. Мэтью снабдил Тутс черно-белым снимком Джилл Лоутон. И вот теперь она показывала его Ипворту. Снимок был опубликован в газете «Калуза геральд трибюн» на следующий день после того, как обнаружили тело Эрнста Коррингтона. Заголовок гласил: «Вдова, да не та» — таким образом провинциальные газетчики изощряются в остроумии. На снимке была изображена блондинка с волосами до плеч, небрежно одетая в джинсы, сандалии и белую рубашку мужского покроя. Сделан был снимок у выхода из морга госпиталя «Хенли», куда ее привозили на опознание трупа — как тогда полагали, исчезнувшего мужа. Знай Мэтью, чем окончится его разговор с Ипвортом, он бы захватил с собой этот снимок с самого начала. Но откуда ему было знать… Ипворт внимательно изучал снимок. Тутс так и замерла в ожидании: а что, если вдруг выяснится, что у Джилл Лоутон есть близняшка-сестра, о существовании которой Джилл знать не знала и не ведала? Словом, как в комедии Шекспира.[38] Ну, пусть не Шекспира, какой-то другой комедии…
— Да, это она, — сказал Ипворт.
Ну вот вам, пожалуйста!..
С того места, где в своей обшарпанной и помятой голубой «Тойоте» сидел Уоррен Чамберс, дома Лоутонов видно не было. Зато он прекрасно видел въезд на узенькую улочку, где этот самый дом угнездился среди других аналогичных строений, возведенных в конце 60-х — начале 70-х. Мэтью сообщил ему, что Джилл Лоутон ездит на белом «Додже», и он специально проехал мимо ее дома, прежде чем занять наблюдательный пост, и убедился, что машина ее припаркована у въезда в гараж. Он вернулся к началу улочки, свернул за угол и остановился практически рядом со светофором, возле которого ей полагалось бы притормозить при выезде на главную дорогу. Вообще-то он предпочел бы запарковаться прямо напротив ее дома, но ведь здесь вам юго-западная Флорида, а не южный Бронкс.[39] И пусть даже эта дамочка его в жизни не видела, стоящая напротив машина с чернокожим может ее насторожить.
В самом начале двенадцатого зазвонил телефон.
Он тут же схватил его, надавил на кнопку.
— Слушаю?
— Уорр? Это Тутс.
— Ну, какие новости?
— Это она, — сказала Тутс.
— Понял. Я на месте, — сказал Уоррен.
Красный «Меркурий» возник на перекрестке где-то в 11.35. Ехал он с запада, по направлению от материка, и притормозил перед тем, как свернуть влево. Солнце светило прямо в ветровое стекло, и Уоррен не видел водителя до тех пор, пока машина не свернула. И, даже увидев, поначалу не был вполне уверен. Однако тут же завел «Тойоту» и последовал за ним. Мужчина принадлежал к разряду тех водителей, что любят выставлять локоть из бокового окна. На нем была розовая рубашка. И локоть так и светился, точно маяк, словно перо фламинго. Для столь узкой и тихой улочки ехал водитель слишком быстро. Но Уоррен не боялся потерять его, а потому держался на приличной дистанции. Когда наконец «Меркурий» резко затормозил рядом с белым «Доджем» Джилл Лоутон, Уоррен остановился, держась на том же почтительном расстоянии.
Из машины вышел не кто иной, как беспутный дружок Мелани Шварц мистер Питер Донофрио.
— Спасибо, что позволили приехать, — сказал он Джилл.
— Просто я жутко любопытная, — ответила она.
На мужчине была нейлоновая розовая рубашка и нейлоновые розовые брюки. Белые туфли, розовые носки. По всей видимости, принарядился ради такого случая. Стоит ли предлагать ему выпить, подумала она. Ведь и двенадцати еще нет. Разве что-нибудь легкое…
— Хотите выпить? — спросила она. — Пива? Содовой?
— Спасибо. Пивка, пожалуй, выпью, — ответил он.
— Присаживайтесь, — сказала она и пошла на кухню. Открыла холодильник, достала с нижней полки бутылку пива. И подумала, стоит ли ей опасаться бывшего дружка Мелани, который похож на гориллу, а одет ну точь-в-точь как обезьяна, которую водят с собой на поводке шарманщики.
Она подала ему бутылку пива и бокал.
— Спасибо, — сказал он и пристроился на подлокотнике кресла лицом к дивану. Поднес бутылку ко рту и стал пить прямо из горлышка. Потом отер ладонью губы и спросил: — Так вы знали Мелани, да?