Я вспомнил, что как-то прочитал в одном журнале, что четыре самые распространенные слова в фильмах-детективах были именно эти: «Давайте отваливать, и поскорей!»
Сьюзен сказала:
«Ну сделай же что-нибудь, Мэтью!»
После пинка Гарри в голове у меня звенело. Из носа в подставленную лодочкой ладонь продолжала капать кровь. Блондинка в льдисто-голубом платье сказала ледяным голосом:
«Брось свою пушку, Гарри! — Снова избитая фраза. — Ну!» — требовательно добавила она.
«Да ты чего, шутишь, что…» — начал было Гарри и осекся, потому как увидел то же, что и я своим заплывшим и подбитым глазом. А именно: он увидел в руке у дамочки маленький пистолетик, нацеленный прямо ему в голову. И я подумал: добро пожаловать в Америку, друзья мои! Только в Америке, особенно во Флориде, такие прохладные и сдержанные на вид блондинки носят пистолеты в сумочках.
Снова повисло напряженное молчание.
«Ладно, пошли, ребята», — сказал блондин.
Он все больше казался мне знакомым.
«Пошли».
Произнес он эти слова как-то жалобно, почти с мольбой.
По моему мнению, Гарри ничем не отличался от любого другого заурядного воришки, но готов поклясться, он принадлежал к тому разряду упрямцев, которые никогда и ни за что не позволят, чтоб какая-нибудь баба или расфуфыренный педик взяли бы над ними верх. Ухмылка на его физиономии говорила: «Имел я вас всех, ребятишки». Блеск в глазах говорил: «И я сам сильный, и пушка у меня больше». И я понял, он скорее убьет эту женщину, а возможно, и блондина тоже, чем уступит. Потому как наш Гарри пленных, что называется, не брал принципиально.
Но женщина успела выстрелить первой. И пуля угодила ему прямо в лоб. Он рухнул как подрубленный, как какая-нибудь секвойя, рухнул на землю и лежал — неподвижный и молчаливый. Она подошла к нему, пнула в бок носком блестящей синей туфельки, а потом выстрелила еще два раза ему в грудь. Хоть и маленький был пистолетик, но шум производил изрядный. И я от души надеялся, что на звуки выстрелов явится полиция. Или хоть кто-нибудь…
«Чашу!» — сказала она.
Снова молчание. Вся эта ночь сегодня была переполнена многозначительным молчанием.
«Слыхал, Джек? — сказала она. — Чашу, пожалуйста».
Джек?
Неужто Лоутон?
Ну вот вам и приехали, подумал я.
И все, оказывается, из-за чаши, подумал я.
Так кого же пристрелят следующим?
«Мэтью, — простонала Сьюзен, — ну сделай же что-нибудь!»
«Заткнись! — бросила ей блондинка. А потом повторила: — Давай сюда эту чертову чашу, Джек!»
Я попытался встать на колени. «Не двигаться!» — рявкнула она и развернулась ко мне. Любопытно, вяло подумал я, сколько же еще будет произнесена банальных слов, прежде чем выявится очередная жертва и кого-то еще застрелят. Ну, к примеру, блондинка может сказать: «Я знаю, как пользоваться этой игрушкой, будь уверен, Джек». А Джек Лоутон, если, конечно, это действительно Джек Лоутон, может ответить: «Кишка у тебя тонка». Или: «Не посмеешь!» Ну, короче, нечто в этом роде. А она тогда скажет: «Не выводи меня из себя!» А Сьюзен скажет: «Я всегда думала, что выходила замуж за настоящего мужчину. Пусть даже мы больше не женаты, но…» Что, впрочем, тоже довольно банально.
«Я вовсе не хочу убивать тебя, Джек», — сказала блондинка. Тоже старая песня, которую доводилось слышать и прежде. Но Джек, похоже, обрадовался, услышав этот припев, и тут же выпалил:
«Да на, держи, она того не стоит!» — и небрежным жестом швырнул ей чашу. Если б дело происходило в кино, блондинка бы непременно обронила пистолет, чтоб поймать чашу обеими руками. И тогда Джек набросился бы на нее и они поменялись бы ролями, но то была реальная жизнь, а не кино. Она приветственно взмахнула рукой с маленьким пистолетиком, усмехнулась, развернулась и полезла в лодку. В разрезе льдистого вечернего платья мелькнули длинные стройные ноги.
«Поехали», — сказала она парню у штурвала.
Мотор затарахтел, лодка рванула от причала, словно ракета.
Я помог Сьюзен подняться. Мы провожали глазами лодку, рассекающую темные воды. Вот она свернула к северу и умчалась Бог весть куда. Я обернулся к блондину. В глазах его стояли слезы. И я спросил:
«Мистер Лоутон, если не ошибаюсь?»
— Что ж, по крайней мере, ты все же нашел мужа своей клиентки, — сказал Карелла.
— Да, но сама клиентка как сквозь землю провалилась. Ее нигде нет, Стив. И Донофрио тоже исчез. Оба они исчезли.
— Может, сбежали куда вместе.
— Да, наверное. Я тоже так думаю.
— Но правды мы так никогда и не узнаем, просто уверен. А что говорит по этому поводу Лоутон?
— Ему предъявлено обвинение в грабеже с отягчающими, а это тянет лет на пятнадцать, не меньше. Он утверждает, что не имел никакого отношения к похищению чаши, что те, другие, использовали его как заложника. И назвал имена всех. Теперь Блум занят поисками блондинки и парня в моторке.
— Где-нибудь да всплывут. Точно тебе говорю.
— Хочешь знать, что я думаю о Лоутоне?
— Конечно, хочу.
— Так вот, он вполне может выкрутиться.
— Не удивлюсь.
— Может, мне стоит стать его адвокатом, ты как считаешь? Тогда он наверняка выкрутится.
— А что, неплохая идея.
— Ладно, как бы там ни было, спасибо за звонок.
— Знаешь, мне страшно жаль, что…
— Да. Я прослушал запись на автоответчике, только когда попал домой.
— Слишком поздно.
— В любом случае это не помогло бы, — заметил Мэтью. А потом, после паузы, добавил: — Знаешь, Стив, я никому этого еще не говорил, но…
В трубке повисло молчание.
— Я ухожу с работы. Не буду больше заниматься криминалом.
— Почему?
— Ну, скажем, просто не считаю себя пригодным для таких дел. И еще, знаешь, я провалил единственное в своей практике дело, связанное с убийством.
Оба они рассмеялись.
И снова умолкли.
— Стив, — сказал наконец Мэтью, — просто не хочется, чтоб в меня опять стреляли. Ведь прошлой ночью меня едва не пристрелили. Я был очень близок к этому… Нет, больше никогда! Мне не понравилось, что я так испугался. Почувствовал себя каким-то жалким дилетантом, играющим в полицейских и воров.
— Я тоже иногда… чувствую то же самое.
— Что-то не верится.
Настала долгая пауза.
— Ну и чем займешься? — спросил наконец Карелла.
— Пока еще точно не знаю. Ну сперва устрою себе длинные-длинные каникулы. Отдохну как следует. Подумаю, пораскину мозгами. Буду нюхать розы…
— А потом?
— Не знаю. Может, вернусь к чисто юридической практике. Буду заниматься исключительно гражданскими делами. Ликвидация риэлторских агентств. Разрешения на бурение скважин. Земельные споры. Словом, вся эта муть. Ни пушек тебе, ни пистолетов, Стив, представляешь? Ни полицейских, ни грабителей. Это твоя работа, не моя.
— Может, еще подумаешь?..
— Ну конечно, подумаю. Времени полно, никто не торопит. Знаешь, я даже подумываю заняться каким-нибудь совершенно новым делом.
— Например?
— Ну, не знаю… Один мой приятель занялся вдруг скульптурой, когда ему было уже сорок пять. И знаешь, очень преуспел.
— А я когда-то мечтал стать художником, — сказал Карелла.
— А я — актером.
— Ну, актерами все хотят стать.
На линии послышались какие-то щелчки и треск, словно кто-то пытался их разъединить. Секунду-другую вообще ничего не было слышно.
— Стив?
— Мэтью?
— Вот теперь слышу…
Молчание. Ни одному из них не хотелось вешать трубку.
— Ну ладно, — сказал Мэтью и тут же умолк. Карелла ждал. — Если когда-нибудь захочешь приобрести тут у нас недвижимость…
— Буду иметь тебя в виду.
— Телефон мой у тебя есть…
— Да, послушай-ка, — перебил его Карелла, — если когда-нибудь понадобится какая помощь… ты звони, слышишь?
— Обязательно.
— Помни, я всегда тут, на месте, о’кей? Просто позвони, о’кей?
— Обещаю, — сказал Мэтью.
И бережно и медленно опустил трубку на рычаг.