Таким образом, мало-помалу угас божественный светильник, и человек оставался бы бесполезной, невозжженною свечею, если бы Бог, создавший человека на то, чтобы он был царем и конечным предметом нашего мира, не даровал ему и по отступлении божественного света такого дара, который бы хотя несколько споспешествовал его назначению. Несчастный и своею собственною виною ослепившийся человек не мог уже пользоваться чистым и прямым лучом Божиего света; Бог даровал ему на место того луч косвенный, преломленный, несравненно, однако же, низший чистотою и ясностию против того света, которым он прежде пользовался. Показав таким образом не токмо в причинах, но некоторым образом и в последствиях, то лишение, которое человек несчастным образом испытал над собою. Рассмотрим существо светила, данного человеку вместо потерянного им. В сей картине усмотрим мы совершенно, что такое разум человека естественного, а потому можно будет определить и цену и ничтожность разума человеческого по падении.
Бог всеконечно по совершенству своему и премудрости не мог восхотеть, чтобы цель, на каковую он создал человека, разрушилась преслушанием или падением человека. И для того по мере, как Бог отвлекал от человека свет духа своего, по той мере допускал для его необходимого употребления свет другой, хотя поистине и несравненно низший пред первым, но соразмерный тому званию, которое человек отправлять был должен по падении своем в сем подлунном мире, который он безумно своею волею предпочел самому Богу, не умев, конечно, предвидеть всех пагубных и плачевных последствий, каковые падение его распространит на все его потомство на многие века. Прежде падения можно было назвать человека микрофей или малой Бог, ибо он воистину создан по образу и по подобию Слова Божия, то есть Богочеловека или Адама небесного. По падении же едва что осталось от прежнего великолепного совершенства, ибо человек сохранил только в себе микрокозм, соединяющий во уменьшенном виде все черты великого мира, и сим единым ограничился, быв прежде образом и подобием прототипа Слова Божия, в котором не только все миры, но и сам Богочеловек впечатлен был. Сей-то образ, сие-то подобие, хотя и помрачен и окалян грехами, но не истреблен совершенно, и мы должны стараться при помощи Божией его очистить. «Якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небесного» (1 Кор. гл. 15, ст. 49).
NB. В сем номере, говоря о низших чувствах или способностях человека, сказано, что они суть вместилище или местопребывание того, что схоластики называют irascible et concupiscible. Я в моем отечественном языке не находя изречения, в полной силе самую вещь изобразующего, назвал сии свойства похотию душевною и телесною. Дефиниция сим словам irascible и concupiscible есть следующая. — Под названием irascible помещаются гнев, смелость, страх, надежда, отчаяние и прочее сему подобное; под именем concupiscible разумеется сладострастие, радость, пожелания и прочая.
Известный философ Платон прибавлял к сему третье свойство разума. Сие последнее почитал он остающимся и по нетлении тела, с которым будто бы исчезали первые два. Он определял для irascible место в сердце, для concupiscible в печени, а разуму в голове. Это немножко похоже на Галелево черепословие. Как бы то ни было, но видно, что древние языческие философы о духовном человеке слабые имели понятия.
Если известны вам технические изречения на слова irascible и concupiscible, сообщите мне их: вы меня много обяжете.
В последующих номерах много будет латинских цитаций: сие вам докажет, что не я автор сообщаемых вам мною мыслей, ибо я латинского языка не знаю. Для моего употребления прошу вас те латинские изречения обращать ко мне на нашем отечественном языке. И так мы взаимно друг другу служить будем.
Отправлено Декабря 9 дня 1805 года.