В Чистый понедельник обычай водится — «черепки» или «горшки вывозить» — от остатков скоромной пищи избавляться. Взрослые по деревне друг к другу в гости ходят. Потом кто-нибудь из тех, кто пошутить любит, лошадь запряжет в сани и посмешнее ее нарядит: на задние ноги старые штаны напялит, к дуге и оглоблям надутые свиные кишки и пузыри привяжет, колокольчиков навешает да по деревне двинется народ посмешить. По дороге всех ребятишек в сани сажает. Те визжат, хохочут, песни поют. А извозчик кричит: «Горшки везу!» Народ любопытствующий соберется. За околицей где-нибудь на угоре извозчик челядёшек в снег вывернет и ну по сугробам кувыркать: «Горшки побив! Черепки, — кричит, — убрать надо! Черёпья обираю!» Заодно и девушек, которые поглазеть да посмеяться собрались, в снег заметет.
После этого ребятня старые чунки где-нибудь раздобудет и по деревне ватажкой пойдет. У каждого дома остановятся и давай кричать: «Подайте на масленицу! На Великий пост редьки хвост!» Такой шум-гам устроят, что кто-нибудь из хозяев не выдержит, шалунам на чунки старые лапти, веники, тряпье какое бросит. Пока челядёшки до конца деревни дойдут, глядишь — а уж целый ворох всякой всячины насобирают. Этот хлам с весельем да с песнями за деревню на ближайшую горушку вывезут, хворосту нанесут и, как только стемнеет, огонь разожгут — этот костер «масленкой» называют. Сама ребятня вокруг пляшет, скачет, приговаривает: «Гори, наша масленка, до самого Петрова дня!» Как костер догорать начнет, станут его тушить и припевать при этом:
Кто посмелее, те прыгают через кострище, чтобы на следующий год масленка на славу удалась. Или притащат большие сани, заволокут их на соседнюю горку, всей гурьбой на них навалятся, насядут да нависнут, кто еще и лапоть на батог нацепит и подожжет, а потом на полном ходу всем народом через кострище-то и промчатся — только снег, искры да пепел столбом. Значит, все, масленицу проводили!
Великое Говенье и страстная седмица
После того, как Великое говенье наступило, в деревнях веселье поутихло. Семь недель по старому обычаю ничего скоромного — мяса, масла, молока, рыбы — нельзя есть. Это всё, говорят, на масленицу в костре сгорело. Ребятенки уже дня через два-три по молочку соскучатся, всё у мамы спрашивают, скоро ли молочка попить можно? А она им: «Кувшин с молочком-то на дерево влез — на самую вершинку-ту!» На второй неделе, если станет детвора докучать, им мама говорит: «Вон, глядите-ко кувшинчик на одну веточку вниз спустился — а всего семь веточек-то!» И уж на страстной неделе скажет: «Ну, дити, молочко-то ведь на последнюю веточку спустилось, скоро на землю соскочит!»
По вечерам челядёшки деда Власа опять донимают: расскажи дедушка че-нибудь да расскажи! Вот и начнет он им загадки загадывать: «Отгадайте-ко про то, что на улице есть!» — «А что, дедушка?» — «А вот:
Отгадайте-ко, что за диво такое будет?» Степа с отгадкой тут как тут, он любит всех обганивать: «Это снег, деда, снег — бела лебедушка; как солнышко выглянет, он и растает. А у солнца-то ни рук, ни ног, ни зубов нету!» — «Так-то оно так, Степушка, — дедушка улыбается, — только ведь там про деда старого сказывается, а солнышко — молодушко!» — «Солнце красное, небо ясное!» — это Аннушка себе приговаривает. «А что же это такое будет-то? — Катя волнуется. — Как без зубов можно лебедушку скушать?» — «Э-эх, какие вы у меня недогадливые! Мороз это, вот что такое! Ни ног у него, ни рук, а как за дело возьмется, все у него горит. В одну ночушку мост через речку вымостить может: вот какой мастер-то дед Мороз! А хотите еще загадочку скажу? Вот: