— Не сомневаюсь.
— Так что насчет тебя?
— Демид Барханов, — представляется, головой обозначив едва заметный поклон. — Не уверен, что тебе будет интересна, моя скучная и правильная жизнь.
— А ты попробуй. Например, расскажи, как ты оказался в том клубе.
— Друг покупает его. Пригласил заценить новые владения.
— Ооо, — удивление само прорывается наружу, потому что даже представить боюсь, сколько может стоить целый клуб.
Мне трудно мыслить такими категориями. У меня из доходов только средняя стипендия, да мелкие подработки, мама работает за самую обычную зарплату, да и сестра то же. Клубы мы точно не покупаем, а Демид так спокойно, так обыденно об этом говорит, без хвастовства и пафоса, что я понимаю, что клуб — это ерунда, просто игрушка.
Боже, с кем я связалась.
— Ну и как тебе? В клубе? Повеселился?
— Нет, — равнодушно жмет плечами, — меня такие развлечения не впечатляют.
Было скучно.
Несносный сноб. Значит, скучно тебе было? Сейчас развеселю. Уверенно разворачиваюсь к передвижному литку, с яркой вывеской в виде улыбающегося хот-дога.
— Ты куда? — он бесцеремонно перехватывает меня под локоть, и мне стоит огромных усилий, сдержать дрожь. Снова простреливает, когда его пальцы касаются обнаженной кожи. Причем не только меня. Он тоже замирает, напряженно глядя на то место, где произошло соприкосновение.
— Я же обещала тебя накормить, — киваю на лоток, и с удовольствием замечаю, как у Барханова дергается щека.
— Не уверен…
— Что не так? Девушка пригласила, девушка угощает, — растекаюсь в кровожадной улыбке, — или боишься?
— С чего бы это? — отпускает мою руку. Сердце снова сжимается, в этот раз разочарованно.
— Ну может ты ничем кроме фуагры с трюфелями не питаешься? — намеренно коверкаю слова, — и твой нежный, избалованный желудок не справится с едой пролетариата? Я-то по-простому привыкла, по рабоче-крестьянски.
Прекрасно считывает мою издевку:
— Почему же? Иногда к фуаргам добавляется устрицы и филе миньон.
— У, как все запущено, — сокрушенно качаю головой, — тогда, пожалуй, не стоит рисковать. Я не уверена, что после такого ты выживешь. Это еда для сильных духом.
Слабые — погибают.
Он все-таки ведется. Сколько бы лет не было мужику, какое бы положение он не занимал, но внутри него, очень-очень глубоко сидит задиристый пацан, которого можно развести на слабо.
— Неси свои деликатесы, — разрешающе взмахивает ладонью и отходит к поручням, огораживающим спуск к реке.
Зря он отошел. Ох, зря. Такие вещи контролировать надо.
— Девушка, — подскакиваю к пышной румяной продавщице, — мне бутылку воды и два хот-дога, пожалуйста. Один простой, а второй с горчицей, перцем, чесноком. По максимуму. Так чтоб прямо жгло и полыхало.
Кому-то сейчас будет о-о-очень вкусно.
Продавщица добросовестно выполняет мой заказ и вручает мне два хот-дога в бумажных конвертах. Главное не перепутать, где какой.
— Прошу, — протягиваю Барханову тот, что с огоньком. Он принимает его с ленивой снисходительностью, и наблюдает за тем, как жмурюсь от удовольствия, откусывая первый кусочек.
Жую, всем своим видом показывая, что мне нравится, а мне действительно нравится. Удовольствие искреннее, поэтому Демид верит и делает первый укус.
Секунду ничего не происходит.
Потом он как-то нервно дергает кадыком, пытаясь сглотнуть, и на щеках появляется румянец.
— Вкусно, да? — шамкаю, облизывая губы.
Медленно моргает. В глазах такое изумление, что хочется ржать, но я держусь.
Снова кусаю и кивком подначиваю его к продолжению.
— Ешь, пока тепленькое. Остынет — будет невкусно. Или не понравилось?
— На троечку, — сипит.
— Так и знала, — пренебрежительно фыркаю, продолжаю есть не скрывая удовольствия, — передо мной матерый зануда и фуагроед.
Демида передергивает, но он снова кусает. Его явно коробит от того, что девчонка уплетает за обе щеки и не морщится, а он не в состоянии справиться с несчастной сосиской. Теперь уже румянец приобретает багровый отлив, и на лбу выступает мелкая испарина.
Мысленно благодарю продавщицу за такой термоядерный хот-дог и продолжаю наблюдать за его мучениями. У него, наверное, полыхает до самого выхода.
Так себе месть, конечно. Но все лучше, чем ничего. Пусть не выпендривается.
Я первая уминаю свою порцию и со счастливым вздохом открываю бутылку:
— Просто блаженство, — делаю пару глотков. — Водички?
Демид, откинув свои манеры чопорного барана, выхватывает у меня из рук бутылку и махом осушает ее до дна.