Перебарываю порыв скромно сесть за первый же столик у выхода и иду дальше, к окнам. Туда, где самые хорошие места, с видом на площадь. Я достойна этого!
И тут дернул меня черт повернуть голову направо, потому то краем взгляда зацепилась за что-то красное.
Вобла! А рядом с ней Демид!
У меня аж сердце бухает вниз, пробивая до самых пяток.
Какого черта?!
Шагаю к ним, но останавливаюсь. Колени настолько пластилиновые, что мне трудно стоять, не то, что идти. В голове гремит.
Я уже подыскиваю взглядом какую-нибудь вазу. Желательно ночную. Чтобы вылить ее содержимое на голову Барханову и его спутнице. Колошматит так что не вдохнуть.
Это его неотложное дело? Это?! Пообедать со своей идеальной, на которой собирался жениться? Ради нее он меня прокатил?
Я подбираюсь и готова идти в бой, но перехватываю недоуменный взгляд от мужчины за соседним столиком. Именно он меня и останавливает от прилюдных разборок.
Он смотрит на меня так… так… как на колхозницу, которая пришла на бал со своими бидонами, и ей тут совершенно не рады.
Окидываю лихорадочным взглядом зал. Тут все такие! Все до единого. И Барханов со своей Воблой смотрится здесь очень органично, а я как бельмо на глазу.
И если сейчас устрою шоу, то меня просто с позором вышвырнут на улицу, как бродяжку. Этого моя потрепанная гордость точно не перенесёт. Поэтому кое-как включаю здравый смысл, поправляю тонкий ремешок сумочки и, резко развернувшись, выскакиваю на улицу.
Пусть подавятся своим говенным кофе.
Меня рвет и порет. Я знаю, что если сейчас дождусь Демида и открою рот, то быть катастрофе. Поэтому просто сбегаю домой.
Слова не передать, как меня выворачивает весь день. Просто наизнанку.
Перетряхивает от одной мысли, что он был с ней. Я то готова позвонить ему и послать на три веселых буквы, то трясусь от страха, что между нами все кончено. Даже малодушно надеюсь, что он снова зависнет допоздна на своей драгоценной работе и не позвонит мне. Я не хочу с ним разговаривать. Не хочу его видеть. Ничего не хочу.
Но он звонит. На удивление рано. Когда на часах еще нет и семи.
— Ты дома? — спрашивает, как ни в чем не бывало.
Меня перекручивает от его голоса. Задыхаюсь.
— Да.
— Подъеду, через пять минут выходи.
Хочется сказать, чтобы шел на хрен со своими подъездами, но вместо это сдержано произношу:
— Нет.
— В смысле?
— Нет, в смысле нет.
В трубке секундная тишина, потом обреченное:
— Что опять, Лер?
— Все супер, Барханов. Все просто супер, — я завожусь.
— Хорошо. Нет, так нет.
Звонок прерывается. Я не могу дышать. Стою посреди комнаты, хватаю воздух ртом и не могу сделать вдох. Мне чертовски больно. Кажется сейчас разорвет в клочья.
Спустя пять минут снова звонок. Я вижу его имя на экране и начинаю дрожать, как осиновый лист. Все-таки отвечаю.
— Спустилась. Живо! — требует стальным тоном.
Он еще что-то смеет требовать? У меня падает забрало. Я больше не могу молчать.
— Хорошо.
Выскакиваю из дома в чем попало. На голове дурацкий кудрявый хвост, на лице — ни грамма косметики. Запоздало понимаю, что выгляжу сейчас как невменяемая рыжая ведьма, но поворачивать назад уже поздно.
Сажусь к нему в машину. Барханов смотрит на меня, я принципиально смотрю в другую сторону, делая вид, что его нет. Пристегиваюсь. Складываю руки на коленях и упираюсь взглядом в лобовое.
Слышу, как он с досадой скрипит зубами. Злится. Обнаглевший в край котяра!
Это мне надо злиться!
Демид заводит машину и выезжает из двора. Куда-то везет меня. Я даже не спрашиваю куда. Пока не готова. От волнения пропал голос, и мне никак не хватает сил начать дурацкий разговор.
Демид решает эту проблему сам. Заруливает на пустынную парковку перед магазином и бьет по тормозам.
— Говори.
— Что?
— Какая муха тебя укусила.
Перевожу на него взгляд и тону. В его глазах и в собственных эмоциях. Они меня душат. Гремучая смесь, от которой просто сносит крышу.
— Как прошел день? Как работалось? — спрашиваю на удивление нагло. Кривлю губы в пренебрежительной усмешке, — решил свое неотложное дело?
Он не оценил ни наглости, ни ядовитого сарказма. Смотрит в упор, не моргая.
— Что не так?
От его тона я сдуваюсь, как воздушный шарик. Моя внутренняя стерва рыдает где-то на задворках, потому что до одури боится быть отвергнутой и остаться без него.
— Все отлично, — делаю попытку отвернуться, потому что больно на него смотреть, но Демид стопорит. Хватает, зарываясь пятерней в волосы на затылке, не позволяя шевельнуться.