Нет уж, дорогая моя. С меня довольно.
Смотрю на нее. Нервную, взвинченную, готовую с пеной у рта защищать не пойми что, не пойми от кого. Запоминаю этот момент, чтобы в будущем снова не нарваться.
И одновременно вычеркиваю остальное. Сжигаю файл за файлом. Выкидываю без единого сожаления, потому что пришла пора избавляться от балласта.
— Я договорился. Тебя отпустят.
Моя миссия здесь завершена. Смотрю на часы — уже два ночи, самое время свалить в туман.
— Спасибо, Царь-батюшка…
Из какого-такого колхоза она вырвалась, если даже поблагодарить нормально не может? Впрочем, уже не важно.
— На этом все. Точка.
На миг в ее глазах проскакивает самая настоящая паника. Детский испуг. Она даже дергается в мою сторону, будто хочет броситься мне на шею. Но потом стопорит.
Упрямо поджимает губы.
— Ну все, так все. Было приятно познакомиться, — очередное дешевое шоу.
— К сожалению, не могу сказать то же самое о тебе.
Дергается, будто я ее ударил. Снова кусает губы, с такой силой что они сначала белеют, потом наливаются алым.
— И что теперь? Женишься на своей сушеной Вобле?
Хороший вопрос. Правильный. И я знаю на него ответ.
— Женюсь. Как и планировал.
Потому что Эльвира идеальна. В ней есть все то, что я ценю в женщинах. И нет всякого шлака.
Вознесенская снова нагло лыбится:
— Из вас получится прекрасная пара. Чопорная Вобла и замороженный ты. Эх, все усилия насмарку, — печально цокает языком. — Только оттаивать начал. На человека стал похож…
Зараза все-таки умудряется меня зацепить. Не знаю, о каких усилиях идет речь, но на мой взгляд моя жизнь превратилась в самый настоящий кавардак, когда в нее ворвалась эта рыжая бестия.
Злюсь до красных чертей перед глазами.
— К черту такую оттепель! — голос сам перескакивает на рычание.
Любая бы поняла, что сейчас самое время просто заткнуться. Но Лера — не любая. Лера — это пиздец в юбке. Рыжий и беспощадный.
Подступает ближе ко мне и, нагло заглядывая в глаза, выдает:
— И секс у вас будет дважды в неделю, строго по расписанию. В определенной позе. Чтобы костюмчик не помялся.
Разглаживает невидимые складки на моих плечах. Ее прикосновения опаляют даже через плотную ткань пиджака. Пробивает двести двадцать, откидывая меня в состояние пещерного человека.
Я уже не контролирую свои собственные порывы, и они бешеной волной вырываются наружу.
До Лерки запоздало доходит, что все, доигралась. Пытается сбежать. Поздно.
Я ловлю ее. Волосы на кулак и к стене. Еще немного и мою грудную клетку просто разорвет. Размотает в хлам. Каждый вдох — кипятком в легкие.
— Зараза. Ты мне весь мозг уже вытрахала!
— Я еще даже не начинала.
Даже сейчас она не сдается, вызывая бешеное желание наказать. Проучить, поставить на место. Я все еще дурею от нее вот такой: вульгарной, пропахшей ночным клубом и стылой камерой. Презираю себя за это. Хочу сжечь, вытравить ее из своих мыслей. А напоследок хорошенько отодрать. И мне уже пофиг на все.
Задираю короткий подол, буквально срываю с нее трусы. Она вырывается, а я зверею еще больше:
— В чем дело, Ёжик? Все как ты любишь. Не скучно, с огоньком. Или это слишком для тебя?
— Не называй меня так!
Ежом была, ежом и останется. Наглым, рыжим, бестолковым.
Я хлопаю по голой заднице, а потом нагло просовываю руку между ее ног и пальцами врываюсь внутрь.
Твою мать… Она не просто сырая. Она течет, как конченая сука, постанывая от нетерпения. Сама прижимается ко мне, трется.
У меня такой стояк, что яйца аж звенят. Член просто каменный.
Плевать на все.
Пряжка, молния, брюки. Рывками. Зверея от желания оказаться внутри нее.
Одним толчком, до самого упора. Она горячая как печка. Сжимает меня, мычит, выгибаясь навстречу.
— Заткнись.
Просто заткнись, твою мать!
Я зажимаю ее рот рукой и, как одержимый вколачиваюсь в податливое тело. К черту нежность, сдержанность, здравый смысл. Просто трахаю.
Я схожу с ума. Как всегда, только с ней, только из-за нее. Где тот рассудительный Демид, который всегда думает головой, игнорируя эмоции? Где он? Нет его. Сдох.
Вместо него долбаный олень, у которого идет нескончаемый гон.
Она стонет мне в ладонь, царапает стену ногтями, дрожит. И в какой-то момент выгибается, бьется в моих руках. Ее горячая плоть пульсирует, сокращается, сжимает так сильно, что делаю еще несколько толчков и срываюсь следом. В черную бездну, из которой нет возврата.