– У Кристы, так она попросила называть ее наедине, – уточнил Томас, – потрясающая улыбка, а волосы белоснежные, словно снег.
– Да ты, как я погляжу, всерьез увлекся?
– Нет. – Хиддлстон пожал плечами и добавил: – Скорее, мне комфортно с ней. Ты не представляешь, насколько Кристина изысканна.
– И, безусловно, соответствует всем правилам высшего общества, – протянул Крис, как-то странно поглядывая на собеседника. – Я надеюсь, что ты действительно оправился.
– Разумеется! – Томас допил свой херес и с громким стуком поставил пустой стакан на деревянную лестницу.
– Я вот все не могу поверить, что снова стану отцом, да еще и супругом, – признался Хемсворд, быстро перемещаясь с одной темы на другую. – Я боюсь сделать что-нибудь не так. Знаешь, как это бывает.
– Не могу ничего сказать на счет брака, но вот с чувствами всегда стоит быть настороже! – напомнил Том, скользя блуждающим взглядом по гирляндам, переливающимся под потолком беседки. Перед его глазами появилось лицо Анастейши, и он осознал, что слишком много выпил. Потряхивая головой, мужчина перевел взгляд на Криса, который внимательно наблюдал за ним.
– Так, где вы были? – неожиданно спросил длинноволосый блондин. – Я так понимаю, что ты поговорил с Аной, и вы все утрясли?
– Я сказал ей правду о Кристине, – небрежно отозвался Томас, всем своим видом выражая крайнее недовольство темой, которую они затронули. – Между нами все закончилось еще три месяца назад.
– Я рад это слышать! – Крис вздохнул и похлопал друга по плечу. – А на улице заметно похолодало, ты так не думаешь?
– Ты соскучился по своей Джи, – хрипло протянул Том, лениво поднимаясь на ноги. – Хочется в теплую кроватку?
– Конечно, пока мы еще можем себе это позволить.
Мужчины переглянулись и вместе рассмеялись. Никто из них не задумался над тем, что испытывает Ана в этот самый момент, из последних сил смывая остатки макияжа с лица и отмалчиваясь под расспросами подруг. Возможно, Тома и волновало самочувствие бывшей возлюбленной, но алкоголь все-таки взял свое и затуманил разум совсем иными мыслями. Теперь перед ним стояла Кристина и ее короткие белоснежные волосы. Мужчина старался представить свое будущее рядом с ней, но все равно возвращался к образу огненно-рыжей бестии, поработившей его чувства.
– Я хотел, чтобы она стала матерью моих детей, – прошептал он вслух и, замечая вопрос на лице Криса, поспешил добавить: – Кристина Хиддлстон, что скажешь?
– Я скажу, что ты слишком много выпил, и тебе пора немного отдохнуть! – друг в голос рассмеялся и направился к коттеджу.
– Хочешь сказать, что ей не подойдет моя фамилия? Или же ее имя с моим не так сочетается, как хотелось бы? – уточнил Том, нагоняя Криса по пути к крыльцу.
– Я не хочу, чтобы ты торопил лошадей, понимаешь? – усмехнулся Хемсворд. – Ты знаком с Кристиной всего несколько недель, откуда взялись мысли о браке?
– Не важно, – протянул Томас, осознавая, что снова думает совсем не о блондинке.
И что только он пытался всем доказать? А, главное, что именно мужчина старался внушить самому себе? Любовь к малознакомой женщине?
«Это все несерьезно».
И он действительно подумал об этом, но даже не попытался повлиять на события. Тем временем как он, в компании Криса, приближался к коттеджу, Ана приходила в себя в окружении подруг и заново наводила стрелки на глазах. Слезы высохли, боль притупилась, а слова любимого человека все еще кружились в голове, напоминая о безысходной ситуации, в которой она оказалась по собственной глупости.
– Что значит, у него другая девушка? – переспросила Джулия, приоткрывая рот в изумлении. – Я ничего не слышала об этом!
– Том мог сказать это с умыслом, дорогая, – вставила свое слово Скарлетт, поглаживая подругу по спине. – Ты должна взять себя в руки и успокоиться.
– Я уверена, что даже если все именно так, как вы и говорите, эта непонятная «девушка» и в подметки тебе не годится! – воскликнула Джулиана, и Ана заметила, как ее щеки порозовели от возмущения. – Я поговорю с Крисом и разузнаю обо всем!
– Нет, не нужно этого делать, – тихо попросила Ана, поправляя прическу на голове. – Я сделаю вид, что мне все равно.
– Будешь обманывать себя?
– А что еще мне остается? – спросила Анастейша, поднимаясь из-за туалетного столика у кровати.
Она мельком посмотрела на свое отражение в зеркале, а в голове пронеслись строки из давно позабытой песни:
«И пускай мое сердце разбивается, а макияж стекает по щекам.
Все это неважно, ведь моя улыбка засияет еще ярче…» (1)
– Мне кажется, все это временно, – поделилась своими мыслями Скарлетт, расправляя складки на платье Анастейши. – Все мы знаем, что Том любит тебя.
– Он любил меня, – поправила девушка, обмахивая лицо ладошкой. – Все это уже в прошлом. И он все делает правильно. Мой поступок не заслуживает прощения.
– Ты все-таки хочешь спуститься в гостиную? – спросила Джулия, выскальзывая следом за подругой в коридор. – Может, тебе лучше лечь спать?
– Нет, я в порядке, – отмахнулась Ана, собираясь с мыслями.
– И что же ты надеешься отыскать там, внизу?
– Ничего, – спокойно ответила девушка, уже появляясь на лестнице. – Я только исполню обещание, которое дала тебе этим утром.
– Неужели ты готова спеть прямо сейчас? – удивилась Джулиана, поравнявшись с подругой.
– Я хочу закончить этот вечер, а потом, если не возражаешь, я уеду, – прошептала Анастейша. Она ощутила, как слезы наворачиваются на глазах, а слова, брошенные мужчиной, снова пробирают до костей и проносятся в голове, словно неуправляемый вихрь. – Томас разлюбил меня, и я не стану держать его.
– Ты готова отпустить?
– Да! – Ана уверенно кивнула. – Я готова сделать это.
***
Постепенно громкая музыка стихла, а из колонок донеслись приглушенные звуки легкой мелодии из духовых инструментов, к которым плавно присоединились едва различимые аккорды арфы. Ана стояла у окна, обрамленного гирляндами, она сжимала в руке микрофон и ощущала, как музыка касается кончиков пальцев, пробегает по коже, вызывает на душе невидимый отклик. Каждая клеточка тянулась к трепещущим звукам, словно в мелодии таилось неожиданное спасение. С далекой юности девушка чувствовала музыку, улавливала неразличимые нотки грусти и трагедии, скрытые за общим фоном композиции.(2) Это невозможно понять, только прочувствовать. Душа пропускала через себя каждый аккорд, а текст песни олицетворял безысходность положения, в котором Анастейша оказалась. Своеобразный финал, которым она хотела положить конец бесконечным метаниям между самобичеванием и совершенно новой жизнью. Никто не поймет ее чувств. Никто не познает всю глубину боли ровно до тех пор, пока не окажется на краю пропасти и не осознает, насколько тяжелой бывает жизнь и в какие игры играет с нами.
«Я следую за ночью,
Не могу оставаться на свету.
Когда же я начну
Жить снова?»
Она запела, и голос задрожал, будто пламя свечи на ветру. Повышенная эмоциональность и собственные надежды сыграли с ней в неравном поединке, и, разумеется, выиграли борьбу. Что она могла поделать с этим? Ничего. Только музыка утешала и убивала одновременно, но Ана, раз за разом, находила утешение в словах:
«Настанет день, когда я улечу далеко-далеко,
И оставлю все это во вчерашнем дне.
Много ли твоя любовь
Может сделать для меня?
Будет ли эта любовь со мной?»
На последней высокой ноте, женский голос сорвался, и одинокая слеза скатилась по щеке. За копной рыжих волос никто не разглядел грусти и истинной печали. Все наслаждались чарующим голосом и великолепной игрой инструментов, а девушка продолжала петь, привлекая к себе все больше внимания. После первых аккордов уже никто не разговаривал.
«Почему приходится жить жизнью,
От мечты к мечте.
И бояться того дня,
Когда все мечты закончатся?»
Томас появился в дверях как раз в тот момент, когда музыка резко стихла, а затем начала медленно возноситься и распространяться по коттеджу. Мужчина замер на пороге, наблюдая за тем, как Ана стоит в свете бесконечных разноцветных огней, переливающихся всеми цветами радуги. Краски играли на ее волосах, но лицо оказалось скрыто в полумраке. Том не видел ее эмоций, но уловил неистовое желание вырваться из собственного тела и соединиться с отчаянием, бившимся в ударных инструментах, пробиравших до мурашек. Мелодия становилась все громче, а боль прожигала девушку насквозь, будто безумие просыпалось в ней. И она пела, снова и снова, а голос выдавал все страхи, о которых не догадывался никто, кроме нее самой.