— А вам?
Все правильно. У меня есть оправдание — я его люблю. А он? Я даже не знал, допустимы ли для него такие отношения?
Как выяснилось, волновался я зря.
Все прошло так, как я не мог себе и представить. Я навсегда запомнил эту ночь. Я помню её в таких деталях, что могу рассказать все по минутам, каждый жест, каждое прошептанное во тьму слово, каждый вскрик и каждый тревожный вопрос.
В жизни человека есть лишь несколько столь же значимых моментов, когда то, что осталось за твоими плечами, уходит в прошлое, а впереди — новый путь, и открывает его тебе другой человек. Можно перечесть по пальцам такие виражи судьбы, а у меня он был лишь один. Та ночь, когда я узнал такого Северуса Снейпа, каким его никто не мог даже представить.
У моего Северуса нежные руки и чуткие, пугливые пальцы. У него мягкий, успокаивающий голос и красивое, беломраморное тело, его зимнему имени под стать. У моего Северуса темный взгляд, наполненный желанием и негой, и тревогой, и ночными тенями, колеблющимися в неровном свете от пламени камина.
Полумрак выстилал комнату темным бархатом. Нас обнимала тишина, теплый воздух окутывал переплетения тел надежным защитником от холода. И только тихий мерный скрип деревянной кровати под высоким поднятым пологом был свидетелем того, что происходило этой ночью.
Мои торопливые, неумелые движения, судорожные объятия. Его почти неслышное: «Не бойся, Гарри».
Я не боялся. С ним ничего мне было не страшно. И трудно было представить себе ночи прекраснее…
На утро я проснулся рядом с Северусом и долго разглядывал его. Я перебирал в памяти ключевые моменты и мне было все равно, что это натворила магия. Даже если и так, то, что было — самое лучшее событие в моей жизни.
Черные глаза открылись медленно. Я видел, что сон покидал его неохотно. Должно быть, он тоже ощущал эту дивную истому во всем теле, когда хочется сладко потянуться, подкатиться под бок своего избранника и уснуть. Но часы беспощадно показывали шесть утра, и если мы хотели сохранить все в тайне, то мне пора было уходить.
***
Наши отношения поменялись разительно с той ночи. Своеобразно «подзарядившись», я перестал ощущать недомогания, и плохое самочувствие исчезло на целую неделю. Однако я так привык приходить в подземелья по всякому поводу, что сам не понял, когда Снейп перестал меня оттуда гнать. Кажется, он смирился с моим существованием в его жизни. И не только смирился, еще он иногда был мне рад. По-своему, по-снейповски, с ворчаниями и препираниями, но я научился различать, когда профессор сердится по-настоящему, а когда — напускно.
Я начал замечать, что меня оберегают в прямом смысле этого слова. Снейп взял за меня ответственность. Он чувствовал вину за то, что наложил это заклинание, а потом и, как он выразился однажды, растлил шестнадцатилетнего подростка. На это я широко ухмыльнулся, и пошутил, что в таком случае, он полностью в моих руках. Шутить я не умел, и мне пришлось полчаса потом извиняться за свои слова.
Постепенно совместные завтраки превратились в традицию. Каждую ночь я у Северуса не оставался, но такое случалось все чаще и чаще. Я врал друзьям, что возобновил занятия окклюменцией. Я врал Дамблдору, который вызывал меня к себе «на чай» и расспрашивал о моем самочувствии и вдруг изменившемся характере. Я готов был, как лев, охранять нашу тайну.
И да, я очертя голову, безумно, до конца своих дней был влюблен в Северуса Снейпа.
Постепенно из его жестов и прикосновений ушла скованность, постепенно они наполнились настоящей чувственностью, нежностью. Из его глаз временами уходила ночная темень, тени прошлого, обступающие его со всех сторон, расступались, когда я оказывался рядом. Мне уютно молчалось в его обществе, а он выделил для меня второе кресло и место на своем столе — я иногда притаскивал к нему в кабинет свои книги и садился читать рядом с ним.
Однажды Северус рассказал мне, что для него это время было самым спокойным, несмотря на то, что над нами по-прежнему нависал Волан-де-Морт, война стучалась в двери и темные времена были не за горами. Но в ту комнату с деревянной кроватью, теплым пуховым одеялом, темно-зеленым пологом и стрекочущим камином было не прорваться этим демонам. Северус часто называл меня тогда Огнем.
— Ты мой Огонек, Гарри, — говорил он, лаская меня и то и дело опуская голову, чтобы поцеловать мои подставленные, алые губы.
Почему именно «Огонь», я понял не сразу. Я был огнем, у которого могла отогреться его озябшая душа, и когда эта мысль пришла мне в голову впервые, я не мог вымолвить ни слова. Только смотрел на него, спящего рядом, и чувствовал, как растет и ширится в груди мощное, огромное, бессмертное, бесценное…
Воистину, это было самое искреннее и витиеватое признание, которое только могло выйти из уст Северуса Снейпа. И еще такие изречения были абсолютно ему несвойственны, а от этого становились для меня милыми, дорогими и очень трогательными.
Именно тогда я догадался, что заклинание рассеялось. Моя жизнь была вне опасности. А это значило, что ответное чувство зародилось.
И я был так счастлив этим фактом, что готов был взлететь. Снейпу понадобилось некоторое время, чтобы признаться в этом себе.
Дело было сделано, и магия здесь почти ни при чем.
***
Все, как и много лет назад, испортила Трелони.
Драко Малфой опять залез в Выручай-комнату, да еще и выдворил оттуда Сивиллу, которая прятала бутылки с хересом. И если бы я тогда не оказался рядом, я так и не узнал бы о том, кто именно донес Волан-де-Морту о пророчестве.
Имя Снейпа ударило меня почти физически. Я сполз по стене и долгое время не мог подняться на ноги. Не может этого быть! Почему именно сейчас? Почему именно он?!
Растолкав толпу младшекурсников, которые торчали у его кабинета, ожидая урока, я ворвался в аудиторию.
Снейп резанул зарвавшегося студента взглядом, но потом увидел, что это я.
— Гарри? Что случилось?
Запыхавшись, весь встрепанный, мокрый от пота, я подошел к нему и перегнулся через стол.
— Это ты? Отвечай мне, это ты подслушал пророчество Трелони много лет назад, и рассказал о нем Волан-де-Морту?
Из его лица будто ушла вся краска в одно короткое мгновение. Взгляд заледенел и потух.
— Откуда тебе известно об этом?
— Какая разница! — закричал я, — ты представляешь, что ты сделал? Ты навел на них Темного Лорда! Это ты оставил меня сиротой. Ты их убил!
Снейп дернулся так, будто я его ударил и на мгновение закрыл глаза. Я же грохнул двумя кулаками о стол так, что гулкое эхо прокатилось по кабинету, отскочив от стен, развернулся резко, и выскочил за дверь.
Это был конец наших отношений. Я был в этом абсолютно уверен. Больше я не пришел ни разу, пока был в Хогвартсе, а потом Снейп убил Дамблдора.
Для меня это был такой шок, что я погнался за ним, за своим бывшим любимым человеком через весь замок, чтобы просто выкрикнуть ему в лицо, насколько я его презираю. Любовь в моем сердце превратилась в ненависть так же быстро, как некогда прошла этот же путь в обратном направлении. Но из моей погони так ничего и не вышло, кроме позора и переполненной чаши боли в моей душе.
По дороге в Лондон, сидя в тесном купе в окружении подавленных и молчаливых друзей, я оплакивал в душе свое чувство. Нестерпимо болело что-то в груди, должно быть на том месте, где раньше был Снейп, теперь зияла открытая рана.