Забери мою душу
Екатерина Котлярова
Пролог
Антон
— Ломакин, помнишь, что сегодня ты должен лечь? На кону большие бабки.
Ворон навис надо мной, давя разворотом плеч и выдыхая пары выкуренной недавно сигареты мне в лицо. Поморщился и отвернулся, потуже затягивая боксёрский бинт. Запястье нещадно ныло, после вчерашней драки с очередным собутыльником матери. После боя следует в травму смотаться.
— Ты меня слышишь? — Ворон пальцами пощёлкал перед лицом. — Не как в прошлый раз. Бабки сам станешь выплачивать.
Я лениво покрутил головой, поочерёдно склоняя гудящую от усталости бошку то к правому, то к левому плечу. Хорошо вчера меня об стену урод приложил.
— Музыкант, — кулак Ворона встретился с моим плечом, — в зале сегодня серьёзные люди. С ними расплатиться в жизни не сможешь. Долги за мамашу тебе детским лепетом покажутся.
— Я тебя услышал, Ворон, — вскинул глаза на дующего от напряжения щёки Ворона. — Лягу. Хоть на первых секундах трупом прикинусь.
— Не нужно паясничать. Через двадцать минут бой.
С трудом удержался от того, чтобы послать Ворона к чёрту. Знал прекрасно, что от него зависит мою жизнь. Не только моя. Жизнь младшей сестры и матери. Без Ворона я не получу денег.
Ворон ушёл, а я уставился в зеркало. Рассматривал себя пристально, пытаясь понять, в какой момент жизнь пошла под откос. Когда я упал на самое дно социальной лестницы? Когда пришла похоронка на отца? Когда мать не смогла справиться с горем и стала сначала топить горе в алкоголе, а после нашла более надёжный способ забыться, спуская все деньги на таблетки? Когда Настю изуродовали собаки? Или когда…
Осёкся, запрещая себе даже думать о ней. Привычно выставил блок. Переключился мыслями на мелкую, думая о том, что первым делом после боя куплю её косметику. Тяжело девочке-подростку с уродливыми шрамами на лице.
Попытался отвлечься. Но ни черта не вышло. Под закрытыми веками вновь лицо бледное, с серыми глазищами. Губы пухлые. Лживые. Сколько лжи шептали.
Тварь.
Всадил кулак в стену. Взвыл от боли в повреждённом запястье. Лбом вжался в ледяную стену, чувствуя, как голый бетон забирает жар. А под закрытыми веками её лицо. Лживое. И по-прежнему, мать вашу, любимое.
Засунул руку под ледяную воду, смывая кровь с костяшек пальцев. Даже не находясь рядом, умудряется разворошить душу. Вывернуть наизнанку. При мыслях о ней боль дерёт внутренности. Больно. Три чёртовых года прошло, а всё кажется, что душу выхаркну на пол, так скручивает. Ломает. От её предательства. От осознания собственной ничтожности. Даже она выбрала его. Как и все, кроме мелкой.
Больной урод. Три года прошло. Три чёртовых года. Она уехала. Вычеркнула давно из жизни. Забыла. Братец уж точно постарался, чтобы забыла.
Выдохнул. С садистским удовольствием попытался вспомнить последний разговор. Но будто в насмешку надо мной сознание подкинуло совершенно другую сцену. Лестничную клетку. Сигаретный дым, которым провонялась не только куртка, но и волосы. И девчонка на пролёт выше с коробкой в руках. Светловолосая. В безразмерной одежде. И смотрящая на меня сверху вниз. Прищурился тогда, думая, что брежу. От батареи отошёл, думая, что перегрелся. Бредить стал. В ушах звон стоял, а в горле мигом пересохло.
Чёрт. Засунул голову под ледяную струю. Тут же затылок заломило от холода, но я простоял минуту, вымораживая к чертям собачьим все мысли. Нафиг.
— Музыкант. Ноги в руки и на ринг, — дверь с грохотом распахнулась. От неожиданности дёрнулся и затылком приложился о кран. Ледяная вода на спину и грудь змеями заструилась. Выругался. Вырубил воду и выпрямился. Увидел собственное отражение и криво усмехнулся. Глаза бешенные. Мокрый, точно пёс бездомный. Я и есть та псина, что, несмотря на пинки хозяина, ждёт его возвращения. И ласкового взгляда.
Видимо мозги отморозил, раз сравнения такие полезли. Что же ты наделала, Мишка? Что ты наделала?
В зале привычный рёв, кислый запах пота и крови. Вышел на ринг, взглядом смерив противника. В два раза больше меня. Усмехнулся. Жизнь подбрасывает в мой котёл всё больше и больше дерьма.
Детина оказался неповоротливым. С лёгкостью вычислил его слабые стороны. Но взгляд Ворона был предупреждающим, поэтому пришлось скакать по рингу, выводя из себя противника.
— Перегибаешь, Музыкант. В следующем раунде должен лечь, понял?
Я кивнул, вытирая лицо полотенцем и глотая воды. В горле всё драло.
Раздался удар гонга. Противник тут же ринулся вперёд, кулаком проехавшись по рёбрам. Захрипел. С трудом удержался на ногах. Подслеповато щурясь, кинул взгляд туда, откуда раздался вопль: