— А готовил кто? — с сомнением спрашиваю, придвигаясь бочком по столу, добираясь до дверцы и открывая ее. Н-да, негусто. В большой кастрюле борщ, рядом валяется вялая морковина, чуть тронутый плесенью кусок сыра и десять яиц в коробке из магазина со вчерашнего дня. В нашей семье три женщины, и ни у одной руки из правильного места не растут.
— Я, — гордо заявила бабушка. Затем как-то стушевалась, дернув нервно пуговицу на тщательно отглаженной светло-серой блузке. — Правда, поджарка сгорела.
— Совсем? — обреченно уточняю, отдергивая руку от яркой красной кастрюли, косясь в сторону задумчивой бабули.
— Да, в общем, свари себе яйца, — махнула рукой, чинно отпивая из небольшой кружечки чай. Из того самого сервиза, который по особым случаям в серванте хранится. На мое красноречивое выражение лица невозмутимо сказала:
— Нечего ему в шкафу пылиться. Двадцать лет стоял, пора на благо общества поработать. Тем более, у меня сегодня гости. Мои подруги из литературного клуба.
А ну да, пять старушек рассядутся на диване в нашем зале, будут обсуждать творчество Есенина, Лермонтова и параллельно сплетничать о том, чья дочь или внучка добилась большего успеха, меряясь удачностью замужества или женитьбы своих родных. В очередной раз воздеваю глаза к потолку, хватая кусок сыра и придирчиво разглядываю его, решая, что плесень — это не вредно.
— В любом случае меня сегодня не будет. Дела, — коротко отвечаю, напоровшись на заинтересованный взор таких же светло-карих глаз, как у меня и мамы.
«Начинается», — вздыхаю про себя, едва бабушка открывает рот:
— На свидание идешь?
— Типо того, — уклончиво отвечаю, хватая нож, принимаясь остервенело нарезать сыр.
— Прекрасно, — постукивает пальцами по гладко столешнице бабушка, вздыхая. — Надеюсь, хотя бы своего кавалера от нас прятать не будешь. А то твоя чертовка мама, умудряется это делать уже несколько лет, не признаваясь, кто нам путевки оплачивает и такие подарки с букетами шлет.
Вот да, мне тоже любопытно, однако мама моя конспиратор похлеще любого шпиона разведки. Мы безуспешно пытаемся ее поймать. А она очень успешно прячет любые улики, ни разу не проболтавшись с кем задерживается с работы и у кого проводить выходные. Приезжет домой счастливой, с неизменным букетом фиолетовых орхидей и очередной фиалкой в горшке.
Их мама просто обожает, наверное, потому ее зовут Виолетта, что означает «фиалка». Этих цветов у нас, как грязи, можно открывать магазин. Но мама свою комнату и коридор превратила в оранжерею, следя тщательно за каждым. Не знаю, какой мужчина делает такие подарки, но выглядит крайне романтично.
— Да ладно, бабуль, ты же сама одинока, — фыркаю, откусывая сыр и запивая чаем, стянув все же печеньку из-под носа насупившейся бабушки, поджавшей подкрашенные губы.
— Бабушка уже не в том возрасте, чтобы о мужчинах думать, — приосанивается, складывая на коленях руки, скрестив ноги в лодыжках точно леди.
— А Семен Семеныч тогда почему у нашего порога отирается каждый день, едва ты на свою пробежку собираешься, — усмехаюсь, вспоминая веселого усатого соседа, явно неравнодушного к моей бабуле. Та прямо рдеет на глазах, точно яблочко наливное, погрозив мне пальцем с идеальным маникюром, пригладив свои рыжевато-медные волосы с серебристыми нитями седины.
— Но-но, нечего тут. Мы просто общаемся. Как добропорядочные соседи, — отвечает невозмутимо, снова хватая кружку.
Ага, соседи. Нашла кому сказки рассказывать в двадцать четыре года. С ними у нее всегда проблемы были. Максимум могла гимн спеть, чтобы я точно заснула. Или перечислить все съезды КПСС с 1952 по 1990 год со всеми членами, принявшими в нем участие. Работало лучше любых сказочных историй — засыпаешь на первом десятке фамилий.
Хмыкаю, утыкаясь в кружку, принявшись слушать вполуха заунывную бабушкину речь о безобразии, творящемся на ТВ. Она опять пересмотрела новостей, отчего решила сменить быстро тему с соседа на распущенность государственных телеканалов. Собственно, я была не против.
После обеда отправилась к маме искать костюм. Пока разбирала ее бардак в шкафу, дважды созвонилась, уточнив его точное месторасположение. Моя мама даже вопросов не задала для чего он мне и что за встреча в восемь вечера, лишь пробубнив привычное:
«Не вздумай во что-то вляпаться, дочь. И шарф замотай хорошо, на улице холодно. В подвалы не лазь, возьми с собой мой шокер, перцовый баллончик, а лучше бабушкину биту. Она самая действенная. Я ею как-то от маньяка отбилась, пришлось потом правда долго объясняться перед полицейскими…»