- А почему нельзя определить, что запрещается?
- Если установить то, что запрещено, границы того, что разрешено, расширятся до бесконечности, и каждый сможет толковать это так, как ему будет удобно. Вместе с тем, если установить то, что запрещено, каждый заинтересованный человек будет считать своим долгом по собственному усмотрению вносить новые запреты. Запреты устанавливать можно, но только не в этом случае, мой великий царь. Это допустимо тогда, когда речь идет о законе для народа, чтобы дать людям широкое пространство для деятельности и суждений и чтобы люди знали, что им запрещено, запомнили это и не совершали недозволенного.
- Но почему не оставить с ней тех, кто прислуживал ей раньше, а обязательно заменять их новыми людьми?
- Потому что до сих пор она считается царицей, - сказала Забиба. - Как царица, она сохранила огромное влияние на людей, особенно на тех, кто ей прислуживал. Когда она будет находиться в новом месте, которое ты для нее изберешь, люди, которые раньше обращались с ней как с царицей и у которых сформировалось к ней определенное отношение, будут вести себя с ней в соответствии с ее титулом и с удовольствием или без удовольствия выполнять все ее поручения. Если она прикажет им, они позволят ей выходить, куда ей заблагорассудится, пускать к ней всех тех, кого она захочет видеть, и она сможет даже шпионить за тобой. Разве царицы не шпионят за царями?
Засмеялся царь, улыбнулась и Забиба.
- Ты на редкость сообразительна, Забиба!
Забиба сказала:
- Жизнь сделала меня такой, царь мой.
Царь отвечал:
- Я тоже живу этой жизнью, и я старше тебя, но я не знаю тех вещей, которые знаешь ты, хотя все, о чем ты говоришь, находится перед моими глазами. Только когда ты говоришь, я понимаю, что все это правильно.
- Прости меня, мой великий царь, за то, что я с тобой откровенна. Если ты видишь, что я перешла границу дозволенного, молю тебя о прощении и взываю к кротости твоего нрава и к твоему великодушию.
Сказала Забиба про себя:
- Разве не обращаются люди к царям за снисхождением, прославляя и превознося их, исполненные покорности и повиновения, независимо от того, заслуживают они снисхождения или нет.
- Говори, Забиба.
- Я видела жизнь во всех ее прелестях и горестях. Когда я выбираю то, что меня привлекает в жизни, или то, чего я желаю, я не всегда могу получить это, а если мне и удается что-либо получить, оказывается, что это только самая малость того, что я желала. И все это несмотря на жертвы, бесплодные попытки и мучительное ожидание. Я все время живу на открытом воздухе, мою кожу обжигает июльское и августовское солнце и зимняя стужа. Каждый день в этой жизни мне приходится иметь дело с людьми, с которыми я не желала бы общаться, и шагать такими тропами, идти по которым у меня нет никакого желания, а главное, я лишена свободы выбора. У тебя же жизнь складывается совсем по-другому. Ты почти не видишь дневного света, прямые солнечные лучи попадают на тебя нечасто, а стоит тебе немного замерзнуть, как тебе тут же подадут покрывало, или придет та, которая согреет тебя своим телом, или приготовят напиток, от которого согревается тело и улетает душа.
- Но ведь я появился в этом дворце не так давно, а прежде жил за его пределами.
- Да, мой господин. Но ведь ты жил в другом дворце, и люди почитали тебя как эмира. А теперь с тобой обращаются как с царем. Ты был и остаешься лишенным удовольствия жить среди людей. Ты был лишен опыта общения с людьми, которые при необходимости честно, откровенно и без особого умысла говорили бы тебе "нет", вместо того чтобы, имея в виду определенную выгоду, всегда говорить "да". Разве большинство из тех, кто живет во дворцах, не льстит царю, когда он пребывает на пике своего могущества, и не стремится погубить его, как только он ослабнет?
- Да, в этом что-то есть. Можно сказать, что именно так все и произошло с моим изгнанием, последующей коронацией и заговором против меня. Но разве быть простым гражданином почетно? Разве не достойнее быть царем, чем обычным подданным, Забиба?
- Чувство гражданской принадлежности и ответственность гражданина гораздо почетнее, потому что все это честь само по себе, мой царь, ее нельзя ни унаследовать, ни получить в награду. Но никакая честь не будет иметь никакого значения, если ей не будет предшествовать глубокое чувство гражданской принадлежности и ощущение того, что это главная честь в понятиях страны, к которой ты принадлежишь, нации и народа, выполнения обязанностей и долга. Тот, кто обладает этим чувством, с честью несет свое знамя. Быть царем тоже честь, но народ не считает за честь то, что не соответствует понятиям, о которых мы только что говорили, то есть если речь не идет о гражданском чувстве и чести быть гражданином.
Я прожила такую жизнь, мой царь, какую тебе прожить не довелось. Ты не испытал ее течения, не отягощенного грехами и заботами дворца. А когда тебе доводится что-то в этой жизни сделать, ты действуешь как новичок, которому опытный игрок позволил записать на свой счет победу над противником, или как ребенок, которого отец обучает игре. Ты испытываешь удовольствие от того, что тебе удается сделать, и своими действиями можешь одержать победу, но это происходит не благодаря твоему собственному основанию и не благодаря тем способностям, которые приобретают методом проб и ошибок, взлетов и падений, набивая себе шишки.
- Что ты можешь сказать обо мне, Забиба?
- Несмотря на ту форму, воплощением которой ты сейчас являешься, твоя сущность может повернуть тебя в таком направлении, что ты сочтешь возможным и правильным общаться со мной, преданным тебе представителем народа, мой великий царь.
- Быть тому! Но ты говоришь обо мне так, словно я изолирован от своих подданных и не вижу их.