Едва она подумала об этом, как бросилась к шкафу, упала перед ним на колени, вытащила ящик, дрожащими руками принялась шарить в его дальнем углу, наконец нашла коробку и открыла ее. Деньги были на месте. Фрау Умлауф торопливо стала их считать, и трижды ей пришлось начинать сначала, потому что она постоянно ошибалась. Две тысячи восемьсот девяносто евро. Все совпало. Она точно знала сумму, потому что уже два месяца мечтала, что сможет добавить к ней столько, чтобы в коробке стало три тысячи, но до сих пор ей это не удавалось. Всего лишь три дня назад у нее сломался пылесос, и пришлось покупать новый.
В банк свои сбережения фрау Умлауф не относила принципиально. Потерять работу было очень легко, и тогда государство забрало бы у нее все! То, что лежало на счету, было бы потеряно. Так что коробка из-под сигар казалась ей намного надежнее.
Она положила деньги на место и опустилась на пол. И постепенно начала понимать. Ее не обокрали. Полицейские были настоящими. Они сказали, что Йохен мертв. Его нашли мертвым. В съемной квартире в Берлине. Что там точно произошло, они пока не могли сказать.
Фрау Умлауф не знала, что теперь делать.
Она снова вытащила коробку из-под сигар и сунула деньги в карман своего фартука. Потом с трудом встала.
В коридоре она переложила деньги в сумочку, сняла фартук и прошла в спальню, чтобы надеть юбку и блузку. А после обула растоптанные туфли, взяла ключи и вышла из квартиры.
С тех пор, как она последний раз была в бюро путешествий, прошло много лет.
Уже на следующее утро ровно в девять часов фрау Умлауф вошла в полицейский комиссариат.
Сузанна сразу же пригласила ее в бюро. Перед ней стояла бледная, очень полная женщина с неаккуратной завивкой и неумело подкрашенными глазами. Волосы у нее на затылке были примяты, словно она, встав с постели, их даже не причесала.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — начала Сузанна. — Хотите кофе?
— Да, пожалуйста.
— Где вы ночевали? — любезно спросила Сузанна.
— В поезде. Я ехала ночью.
— Ах да. — Сузанна протянула ей стаканчик с кофе. — Молока?
— Чуть-чуть.
Фрау Умлауф плеснула в свой кофе молока прямо из пакета и жадно начала пить.
— Я бесконечно сожалею, что так случилось… — сказала Сузанна и внимательно посмотрела на Эллен Умлауф. Она не знала, чего от нее ожидать. С одной стороны, мать Йохена выглядела собранной и сдержанной, почти враждебной, с другой — казалось вполне возможным, что она внезапно может разрыдаться.
Эллен шумно вдохнула.
— Я могу его видеть? — спросила она. — Если я не увижу его собственными глазами, ни за что не поверю, что он мертв.
Сузанна кивнула:
— Да, можете. Думаю, сегодня после обеда патологоанатомы будут готовы. Пожалуйста, фрау Умлауф, расскажите мне о Йохене и о себе. Вы живете одна?
— Да. Мой муж умер от рака пять лет назад. Через год после этого Йохен с другом переехали на другую квартиру.
— Вы можете назвать мне фамилию друга?
— Бернд Роллерт. Очень приятный мальчик.
Сузанна записала фамилию и спросила:
— Бернд Роллерт по-прежнему живет в Штутгарте?
— Возможно. Улица Вольфартштрасе, 26. Это там, где он жил с Йохеном.
— Хорошо. На какие средства вы живете, фрау Умлауф?
— Я работаю сиделкой в доме престарелых. А Йохен получает стипендию. Немного, но хватает.
— Вы разрешите мне взглянуть на ваше удостоверение личности?
— Да, конечно, почему бы и нет?
Эллен протянула документ, и Сузанна сразу посмотрела на дату ее рождения. Фрау Умлауф было сорок девять лет, но выглядела она на все шестьдесят пять.
— Что за друзья были у вашего сына? Его любили?
— Конечно его любили! Просто он был немножко робким.
— Фрау Умлауф, может ли быть такое, что ваш сын был гомосексуалистом? — спросила Сузанна так осторожно, как только было возможно.
— Что?! — Тело Эллен дернулось, словно она с трудом удержалась от того, чтобы вскочить. Ее щеки запылали. — С чего вы такое взяли?
— Наше расследование идет в этом направлении.
Фрау Умлауф какое-то время молчала. Ее глаза беспокойно бегали по комнате, но Сузанна не думала, что она что-то воспринимает. В конце концов Эллен допила свой кофе и дрожащим голосом заявила:
— Не хочу слышать ничего подобного! Я работаю в доме престарелых, ухаживаю за беспомощными людьми, а это совсем не сахар. Я кормлю и переодеваю пациентов, подмешиваю им таблетки в ливерную колбасу, чтобы они смогли их проглотить, и знаю, как они выглядят, когда уходят навсегда. Меня не так-то легко испугать, уж можете поверить! И я вижу по глазам, если человек — гомосексуалист. Дело в том, что эти типы даже в восемьдесят пять остаются верны себе. Но мой Йохен… Никогда!