У Матиаса по лицу катились слезы. Алекс отомстил за своего отца! Все оскорбления, касающиеся себя, он стерпел, но когда Маевски сказал «отец-пидор» и продолжал отвратительно ругаться, он не стерпел и потерял над собой контроль.
Алекс любил его. Он действительно любил его!
— Спасибо, что ты сказал мне правду, — сказал Матиас. — И ты можешь быть совершенно уверен: даже если бы ты не рассказал мне всей правды, это не имело бы значения, потому что от меня никто ничего не узнает. Не беспокойся и, главное, не упрекай себя ни в чем.
— Хм…
— Слушай, есть небольшая проблема: мне придется вернуться назад в Италию, потому что я уехал так быстро, что не успел уладить кое-какие мелочи. Но для этого много времени не понадобится. Два-три дня максимум, и я вернусь. Все, что ты делаешь, обсуждай заранее с Руспером. И не говори ни слова, если тебя вызовут в полицию и будут задавать вопросы, а адвоката не будет рядом. Ты не имеешь права делать ошибки, а Бредов, похоже, попытается сделать все, чтобы перехитрить Руспера. Комиссары всегда злятся, если подозреваемый появляется перед ними в сопровождении адвоката. Этого они терпеть не могут.
— Кстати, они сняли отпечатки пальцев с пивных бокалов, которые там стояли. И с твоего, и с бокала Маевски. Да, у Маевски там было несколько бокалов. Это просто чтобы ты знал.
— Ну и пусть! Я дарю им эти отпечатки пальцев, тем более что они не знают, что это мои. И если даже выяснится, что это был я, ну и что? Маевски вечером наверняка разговаривал со многими, и если даже я был последним, на меня ложится меньше подозрений, чем на поваров, потому что у меня нет мотива.
— Нет, есть. Ты мой отец.
— Не беспокойся, из этого даже самый шустрый полицейский не сможет свить мне веревку. Мы ведь знаем, кто настоящий убийца. — Он тихо засмеялся. — Значит, так: просто отказывайся давать показания.
— Порядок.
В глазах Алекса что-то блеснуло. Может быть, искра надежды, что ему удастся выбраться из этой истории без последствий.
Матиас шел к своей машине и, несмотря на такие печальные новости, был счастлив. Последние два часа были самыми яркими и доверительными за все время, что он провел с сыном. Он проверил, на месте ли бумажник, и поехал на автобан, чтобы вернуться в Италию.
70
Уже забрезжил рассвет, когда Матиас доехал до Монтебеники, и снова на пьяцце не было ни души. Во время поездки он решил по возможности прямо ночью перенести тело в машину — трупное окоченение должно было уже пройти — и отправиться в отдаленные леса Прато Магно. Земля там, даже на высоте более тысячи метров, еще не промерзла, и он сможет присыпать Джанни и прикрыть его листьями. А к лету, когда, возможно, пара туристов по ошибке попадет в эту местность, труп уже будет сожран дикими свиньями или какими-то другими животными. Он слышал, что в этих лесах водятся даже волки и рыси.
Единственная опасность заключалась в том, что Джанни могли унюхать охотничьи собаки или найти грибники. Ну, значит, не повезет, и с этим ничего не поделаешь. С другими юношами он вообще не морочил себе голову, — и ничего не случилось. Похоже, ничего бы не изменилось, если бы он выложил свою жертву прямо перед дверью полиции.
Это было просто прекрасно — то, как полиция топталась в темноте!
Матиас заехал на машине в свой гараж-склад, закрыл ворота и расслабленно, в прекрасном настроении поднялся по каменной лестнице к своей квартире.
Страх, который секунду спустя обдал его ледяным холодом и заставил застыть на месте, был худшим из того, что Матиасу до сих пор пришлось пережить.
На его двери была наклейка с печатью карабинеров!
У Матиаса потемнело в глазах, и он вынужден был сесть на ступеньку.
Значит, по какой-то причине они оказались в его квартире и нашли труп. Он не мог себе представить, как и почему это произошло, но сейчас это было уже неважно.
Первым порывом Матиаса было немедленно сесть в машину и вернуться в Германию, но он заставил себя немного подумать.
Они знали, кому принадлежит квартира, в которой был найден труп. Для этого достаточно было позвонить бывшему владельцу и бросить взгляд на договор купли-продажи.
Его сердце колотилось так, что удары отдавались в висках, и это мешало ему спокойно думать.