— Пожалуйста, Габриэлла, прекрати!
Если он сегодня услышит еще и слово «Рим», то просто вцепится ей в лицо.
Габриэлла замолчала и опять прилипла к экрану. Итальянское телевидение показывало те же картины ареста, что и немецкое, — очевидно, они купили у немцев видеоматериалы.
Габриэлла покачала головой.
— Они даже не взяли у тебя интервью! — снова возмутилась она. — Неужели эти люди из RAI не могут нормально вести журналистское расследование? Почему сюда никто не звонит? Почему не приезжает съемочная группа? Тогда бы я хоть чуть-чуть успокоилась.
То, что Габриэлла так разволновалась, еще больше усилило разочарование Нери.
— Я пойду немного погуляю, — сказал он, — мне нужно кое о чем подумать.
С этими словами он вышел из дома. Он знал, что Габриэлла будет целое утро висеть на телефоне и рассказывать всем своим подругам, какими грандиозными были его заслуги в расследовании этого дела. Было бы невыносимо слушать все это.
Нери пешком отправился из Амбры в Сан Мартино, прошел по селу и кивнул паре людей, которых немного знал. За селом дорога круто поднималась в гору, и уже через десять минут он запыхался. У Нери больше не было желания гулять, он чувствовал, что пешеходная прогулка не успокоила, а только сильнее его расстроила.
Он вернулся, сел в машину и, ничего не сказав Габриэлле, поехал к Джанни в больницу.
— Два часа назад мы вывели Джанни из медикаментозной комы, — сообщил врач, приземистый мужчина с абсолютно седыми волосами, хотя Нери показалось, что ему чуть за пятьдесят. — Он даже попытался заговорить с нами, но сейчас спит. Антибиотики дали хороший результат, мы взяли воспаление легких под контроль, и он уже дышит самостоятельно. Конечно, Джанни травмирован, и я думаю, что пройдет еще два, а то и три дня, пока он сможет хоть что-то рассказать о том, что случилось. Но может быть и такое, что он не сможет говорить еще несколько недель.
— Мне можно к нему?
— Конечно.
Нери всегда чувствовал себя в больницах беспомощным, беззащитным и потерянным. И, направляясь к Джанни, он старался ступать по покрытому линолеумом полу так, чтобы подошвы его обуви не скрипели.
Он подошел кровати и взял Джанни за руку.
— Мой мальчик, — прошептал он, с трудом сдерживая слезы, — все образуется. Только что врач заверил меня в этом. Не беспокойся.
Нери показалось, что Джанни едва заметно кивнул.
— Я просто хотел сказать, что типа, который сделал с тобой такое, я нашел. Я его разоблачил. Для меня неважно, узнает ли об этом мир, я хочу только одного — чтобы ты это знал. И если его в Германии не посадят, если по каким-то причинам отпустят, я убью его. Клянусь тебе!
Нери погладил Джанни по голове, поцеловал в лоб и опустился на стул у кровати. Он сидел очень тихо, не зная, сколько это еще продлится.
Сузанна совершенно точно знала, что это непрофессионально, однако в своих фантазиях представляла себе чудовище, которое убило нескольких молодых людей просто из похоти и желания убийства, совершенно иным. Не таким привлекательным, симпатичным, элегантным и образованным человеком с вежливым обхождением и деликатными манерами. У него была аура человека, общение с которым доставляет удовольствие, с которым можно поговорить и приятно пойти в ресторан.
Матиас фон Штайнфельд, казалось, не испытывает потрясения в связи со своим арестом, вид у него был не испуганный и не подавленный — скорее он с любопытством ожидал того, что будет дальше.
Такого поведения арестованного Сузанна за годы работы в полиции еще не видела. Он был любезным, общительным и давал развернутые показания, причем добровольно. А допрос в полиции был для него скорее приятной беседой.
Он отвечал безо всякого стеснения, свободно и не подбирал, как другие, тщательно и неуверенно каждое слово, словно взвешивая его на золотых весах. Он был очарователен и вел себя так, словно находился в состоянии какого-то затяжного флирта.
Казалось, он не сознавал, что его жизнь, если его признают виновным, с настоящего момента коренным образом изменится.
— Господин фон Штайнфельд, — начала Сузанна, в двенадцать часов тридцать минут вместе с Беном и коллегами усевшись напротив Матиаса в допросной, — вы обвиняетесь в том, что убили Йохена Умлауфа в его квартире, Манфреда Штеезена у озера в народном парке Юнгфернхайде и Бастиана Герсфельда на вилле его родителей на озере Ваннзее и каждое убийство совершили с помощью шелкового шарфа.