Кофе был горячим и крепким, и чем больше повышалось давление, тем спокойнее она становилась. Возможно, ситуация не такая уж и скверная. Матиас был незрелым и непредсказуемым. У него не было ни малейшего плана, кем стать и что делать со своей жизнью. Опасность, что он может влюбиться в примитивную шлюху, была велика, и Генриетта уже довольно давно ожидала чего-то подобного. Тильда фон Дорнвальд, видит Бог, была неплохой партией. Воспитанная, образованная, из богатого дома. Могло быть и хуже. Пожалуй, стоит рассмотреть дело с этой точки зрения. Матиас создаст семью быстрее, чем рассчитывал, и сразу же вынужден будет взвалить на себя обязанности отца семейства. Это пойдет ему на пользу. Он успокоится. Его по-юношески безрассудные годы только начались, но быстро закончатся. Они будут подавлены в зародыше. Молодой жеребец будет укрощен во время первого же выезда.
Генриетта улыбнулась, потом легко, словно молодая девушка, взбежала по лестнице и постучала в дверь Матиаса.
— Я не собираюсь жениться, — проворчал Матиас, — я ведь ее почти не знаю.
— Об этом надо было думать раньше!
— Господи, мама! В каком столетии мы живем? Сейчас мужчины не женятся только потому, что попали в постель к женщине и она забеременела. Вернись в реальность!
— Она из неплохого стойла, а это уже половина дела. Таким образом будет устранена опасность, что ты однажды свяжешься с какой-нибудь продавщицей сосисок.
— А ты уверена, что я уже не связался с продавщицей сосисок?
— А вот это лучше оставь. Развод — дело дорогое и сложное. И прежде всего когда есть ребенок.
— Можешь говорить все, что хочешь, я жениться я не буду! — Матиаса постепенно начал выводить из себя тон матери. — Мы не в Турции и сейчас — не Средневековье. Пока я не полюблю, ни о какой свадьбе не может быть и речи.
Генриетта иронически улыбнулась:
— Любовь, которая вспыхивает сразу, проходит, сын мой. А любовь, которая возникает постепенно, остается. Да и антипатия между вами не может быть такой уж большой, иначе Тильда не была бы беременна.
Матиас сердито сверкнул глазами:
— Предупреждаю тебя: не лезь в это дело, мама! Это моя жизнь, и это — мои решения! Тебя они не касаются.
Генриетта рассмеялась:
— Осмелюсь напомнить, что ты мой сын, что ты живешь в моем доме и за мои деньги. И не бедно. А посему меня все это очень даже касается!
Матиас вышел из комнаты. Ему очень хотелось хлопнуть дверью, но он не решился. Он не увидел, что мать довольно улыбается.
И с того момента Генриетта ходила по дому с траурным выражением лица. Она говорила только самое необходимое, а если Матиас спрашивал о чем-то, давала стереотипный ответ: «Ах, оставь меня».
Время от времени она театрально хваталась за сердце и опускалась в кресло. Матиас каждый раз пугался до смерти, брал ее за руку, и она стонала:
— Ничего, ничего, все уже хорошо…
А он раздумывал, отчего мать такая устрашающе бледная: оттого, что ей действительно плохо, или же она из тактических соображений отказывается от косметики?
Ему были невыносимы сложившаяся ситуация и обстановка в доме, но он не знал, как себя вести. Он уже не злился, что ему, как обычно, приходится плясать под дудку матери, а чувствовал себя виноватым. Он вообще не мог выносить, когда она страдала из-за него.
— Что с тобой, мама? — спросил Матиас через два дня в обед. Он только что проснулся и чувствовал себя в некоторой степени выспавшимся. — Что у тебя болит? Может, сходим к врачу?
— Врач мне не поможет, — коротко ответила Генриетта и вышла из гостиной, направляясь в кухню. Матиас последовал за ней.
— А кто же тогда?
— Ты.
Естественно. Он так и знал. Вопрос насчет врача был всего лишь отвлекающим маневром.
Матиас нервно провел рукой по волосам и почувствовал, как его бросило в жар.
— Что я должен сделать?
Впервые за несколько дней мать посмотрела прямо на него:
— И ты еще спрашиваешь? Я думала, что достаточно доступно объяснила, что ты должен сделать, если не хочешь навлечь на нас несчастья. Я думала, ты любишь меня.
— Да, я тебя люблю, — прошептал он и при этом почувствовал себя прескверно.
— Так зачем же ты осложняешь мне жизнь? Ты же не можешь быть настолько глупым, чтобы не понять, как не по-мужски, как неправильно поступишь, если не женишься на Тильде. Ты сделал девушку беременной. Ладно, все это было ошибкой, поспешным поступком и, возможно, произошло не совсем по-джентльменски. Я не знаю, да это и все равно. Такое случается, все мы живые люди. Но если делаешь ошибку, то нужно отвечать за последствия. Нельзя, чтобы ты оставил Тильду с внебрачным ребенком. Так не годится. Это невозможно! — Генриетта с нетерпеливым вздохом села. Вид у нее был ужасно оскорбленный, когда она, глядя в окно, продолжила: — Боже мой, не люблю повторяться, но я не понимаю, почему ты так себя ведешь! Жениться — это ведь не больно! Разводиться — может быть, но не жениться. И в этом безголовом приключении тебе еще чертовски повезло, что это оказалась не продавщица сосисок, а баронесса фон Дорнвальд. Я тебя умоляю! Бывают вещи и похуже, чем жениться в соответствии со своим общественным положением. Поэтому уже несколько дней у меня болит сердце. Именно потому, что мой единственный сын слишком глупый, слишком впечатлительный, слишком злой, слишком упрямый и не знаю, какой еще, чтобы один раз сделать так, как я ему советую. Я же хочу как лучше, Матиас, я не хочу подставлять тебя под удар! Собственно, ты должен был бы настолько доверять мне…