Тучи затянули небо, и во время поездки к озеру начался легкий дождь. «Да что же это такое! — думал Матиас. — Для виллы, которая находится на прекрасном участке земли у озера, прямо у воды, нужна солнечная погода». Значит, сегодня просто не его день.
«Ягуар» ехал за ним. Матиас отдал бы целое состояние, чтобы послушать, о чем сейчас говорят Герсфельды в своей машине. Этого клиента было чертовски сложно оценить, к тому же мужчины маленького роста всегда приводили его в замешательство. Они были или доминантными и грубыми, или же уютными плюшевыми медведями, которые и мухи не обидят. Матиас предполагал, что Герсфельд не так прост, как старается казаться, — скорее он невероятно хитрый делец, который выставляет напоказ свою наивность, тем самым заставляя собеседника терять бдительность.
Он вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. Тем не менее голода Матиас не чувствовал, наоборот: ему казалось, что он тяжелый и толстый, словно за последние сутки поправился килограммов на двадцать. «Это все из-за беспокойства по поводу Алекса, — подумал он. — Оно становится все больше и растет во мне, словно раковая опухоль». Мама и Алекс… Две опоры в его жизни внезапно одновременно сломались.
Когда они ехали по узкой косе на остров, сыпал мелкий дождь. Дворники на стеклах работали в полную силу, а это мешало рассмотреть дом и сад. С ума можно сойти!
Матиас остановился как раз перед входом, который находился со стороны улицы и выглядел довольно скромно. На случай плохой погоды у Матиаса в машине всегда было два зонтика, которые он сейчас раскрыл, чтобы сопроводить господина и госпожу Герсфельд несколько шагов до входной двери.
Матиас грустно улыбнулся и сказал:
— Очень жаль, что нам так не повезло с погодой.
— В этом вы точно не виноваты.
Фрау Герсфельд пыталась держаться достойно, но была такой бледной, словно страдала от пониженного содержания сахара в крови и ей срочно требовался шоколад.
— Мы сейчас стоим возле заднего входа в дом, а парадный вход находится впереди, со стороны озера. Я предлагаю пока осмотреть виллу — может, в ближайшие полчаса погода изменится.
Доктор кивнул в сотый раз за этот день.
Матиас открыл дверь и впустил Герсфельдов внутрь.
Следующие полтора часа супруги осматривали великолепную, со вкусом и знанием дела отремонтированную в полном соответствии со стилем виллу тридцатых годов и с интересом изучали каждую отдельную деталь. Ирис Герсфельд от восторга даже закрыла лицо руками, когда они оказались в подвале перед бассейном с примыкающей к нему сауной.
— В это невозможно поверить, — пробормотала она.
Святой Петр сжалился над ними. Когда они намного позже стояли на террасе крыши и смотрели на Груневальдскую башню, солнца еще не было видно, но дождь по крайней мере закончился.
Перед домом раскинулся сад, похожий на парк, а собственный отдельный причал довершал великолепную картину, делая ее верхом совершенства.
— Неплохо, — заявил доктор Герсфельд, и данная вариация его «чудесно, чудесно», очевидно, должна была выражать бурю восторга.
Матиас глубоко вздохнул. Первый шаг сделан. Сейчас ему потребуется всего лишь немного везения.
— Цена вопроса? — спросил доктор Герсфельд.
— Как я говорил ранее, три миллиона сто тысяч. К сожалению, пространства для торга весьма мало. Владелец виллы не стеснен в средствах и посему весьма упрям.
— Понимаю.
И опять, похоже, цена его ничуть не смутила.
— Давайте пройдем к озеру, — сказал он негромко и обнял жену за плечи.
20
Боль к вечеру становилась все сильнее. Он оглушал себя пивом и, хотя из-за перелома ребер едва мог дышать, курил одну сигарету за другой. К счастью, у него было достаточно и того и другого, иначе пришлось бы обращаться с просьбами к матери.
Постепенно до Алекса стало доходить, что в ближайшие дни он вряд ли сможет в одиночку справиться с ситуацией. И это его возмущало.
В десять часов он позвонил на кухню. Его начальник, су-шеф Юрген, взял трубку. У него, как обычно, было мерзопакостное настроение, но Алекса это не удивило. В кухне огромной гостиницы не было ни одного повара, который чувствовал бы себя хорошо и у которого на протяжении рабочего дня, продолжавшегося от четырнадцати до шестнадцати часов, не испортилось бы настроение.
— Эй ты, задница, где тебя носит? — разорался Юрген, как только Алекс назвал себя. — Уже четырнадцать часов мы тебя ждем, будь ты проклят!