Сайкин вышел на балкон, чиркнул зажигалкой и закурил. Он задрал голову и долго смотрел на мелкую россыпь звезд. Небо было чистым, глубоким и черным.
Прошедший день выдался суетным, закончить дела раньше девяти вечера не удалось, наконец, он освободился, просмотрел почту и заспешил домой. Вот уже несколько вечеров кряду до поздней ночи Сайкин читал рукописи Пашкова, отбирая рассказы, по его мнению, самые удачные, чтобы составить из них несколько сборников.
Отпечатанные на ломкой серой бумаге дрянной машинкой вещи Пашкова читать приходилось с трудом, слишком быстро уставали глаза. Но и поручить эту работу кому бы то ни было тоже нельзя. На письменном столе Сайкина лежали три пухлые конторские папки с длинными тесемками, один вид которых повергал его в уныние.
Сейчас, прежде чем закончить чтение начатого накануне рассказа, Сайкин сварил кофе и пил его, дочитывая рукопись. Сайкин на всякий случай редко пользовался телефоном, общаясь с Пашковым. Вот и сегодня, чтобы назначить встречу писателю в своей квартире на поздний вечер, он отправил к Пашкову с запиской своего придурковатого курьера Ивана. Выгнать этого недоумка и взять парня с головой на плечах, Сайкин хотел давно. Удерживало одно обстоятельство. Мать Ивана тяжело болела, и, останься малый без работы, а новое хлебное место он едва ли найдет, семье пришлось бы туго.
Курьер, отправленный к Пашкову утром, вернулся в контору лишь во второй половине дня с блестящими глазами и крепким перегарным духом и заявил, что не застал Пашкова дома, долго ждал и ушел ни с чем. Сайкин посмотрел на Ивана такими глазами, от взгляда которых веселый курьер завял на корню, как цветок. Злясь, но, сдерживая себя, Сайкин сказал, что поговорит с Иваном завтра, а пока велел курьеру убираться домой. Курьер растворился в шлейфе винных паров.
Пришлось, матеря в душе Ивана, звонить Пашкову по телефону. Писатель оказался дома, как выяснилось, только с утра он ненадолго выходил за хлебом. Не вдаваясь в детали, Сайкин объяснил Пашкову, что им нужно увидеться сегодня вечером, и пригласил заехать к себе часам к одиннадцати. «Возьмите такси и приезжайте, я заплачу. Очень жду», — сказал Сайкин, заканчивая короткий разговор.
Сейчас, стоя на балконе, он, вглядываясь в темень, ждал скрипа тормозов, звука хлопающей дверцы, но внизу у дома стояла тишина. В доме напротив гасли и зажигались окна. Окурок, брошенный вниз, блеснул красным огоньком и исчез в темноте. Оперевшись локтями на балконные перила, Сайкин опустил глаза вниз на черные деревья. Рассказ, чтение которого он только что закончил, произвел странное впечатление. И Сайкин не мог бы однозначно сказать, понравился этот рассказ или нет. И назывался он странно: «Уголек и женщина с яйцами».
Дело происходило в захолустном райцентре, на станции, где поезда дальнего следования останавливаются всего на две минуты. И зимой и летом на этой голой станции дули злые не стихающие ветры. Неподалеку находился рынок, куда героиня рассказа Надя приезжала продавать домашние яйца.
Собственно, эти яйца были только предлогом, пользуясь которым, Надя могла без лишних расспросов, избежав пересудов, выбраться из своей деревни в райцентр. Там в известные ей дни и часы останавливался поезд, в котором работал проводником ее возлюбленный Уголек. Это был чернявый шустрый парень с замашками уголовника. Он приторговывал водкой и пускал левых пассажиров.
С Надей он познакомился, когда его, больного, сняли в райцентре с поезда. Уголек поправлялся, от нечего делать околачивался возле станции и также от нечего делать познакомился и влюбил в себя Надю, понравившуюся ему своими внушительными формами. Для Уголька это было мимолетное увлечение, короткий дорожный романчик. Для Нади — любовь, которую она ждала всю свою трудную неинтересную жизнь.
В часы свиданий, отведав Надиной любви, болтливый Уголек рассказывал ей байки о дальних увлекательных поездках, синем море и той красивой жизни, которую повидал из окна вагона.
Убогое вранье Уголька казалось Наде, сроду не выбиравшейся дальше областного города, чудесной сказкой. Она верила и не верила и все больше влюблялась в романтическую натуру Уголька. Наконец проводник, истомившись от вынужденного безделья, поправился и уехал.
С тех пор Надя ходила встречать его поезда, а для отвода глаз сельчан торговала яйцами на рынке. Минутная встреча с любимым, пустой разговор — и новое ожидание. И так без конца. И это было Надино счастье. Но вот раз Уголек не приехал, и другой раз поезд пришел без него. Через знакомых Надя узнала, что ее проводника перевели совсем на другое направление и мимо их райцентра он ездить больше не будет. Ни адреса, ни фамилии. Уголек — вот и все, что знала о нем Надя. Искать его она не стала.