— Настоящий большой телевизор!
Признаться, этого никто не ожидал. Катя и Юра уставились на Старика-Ключевика в немом восторге. Стирка была сразу же забыта.
— А вам не жалко? — вежливо спросила Катя.
— Не жалко, — улыбнулся Старик-Ключевик.
— Не жалко, не жалко! — закричал Юра. — Не жалко!
— Если только Юра обещает нам больше не стирать… и вообще… вообще не баловаться… обещаешь?
— Обещаю! — возбужденно крикнул Юра.
— Отныне у мамы больше не будет с вами забот, — сказал Старик-Ключевик. — Тишина и никаких шалостей — на долгое время, во всяком случае. Дело в том, что мой телевизор Юра может разбирать на части…
Юра радостно запрыгал на одной ноге.
— Вот, вот! — сказал Старик-Ключевик. — Я знаю, что ты интересуешься техникой. И вообще ты очень сообразительный и пытливый ребенок. Мой телевизор для тебя — целый клад. Ты просто не представляешь себе, сколько в нем разных деталей!
— Представляю! — закричал Юра. — Я представляю! Пошли скорей!
Старик-Ключевик засмеялся, взял Катю и Юру за руки и повел их к себе. Но каково же было удивление Кати и Юры, когда они увидели на большом письменном столе Старика-Ключевика три телевизора. В ответ на их удивление Старик-Ключевик объяснил:
— Видите ли, дело в том, что все эти три телевизора с дефектами. До вчерашнего дня у меня было два: вот этот и этот. Но вчера вот этот — самый большой — окончательно сломался, и я решил подарить его тебе, Юра. Тем более что сегодня мой внук привез мне еще один — вот этот, маленький. Он тоже старый, но еще ничего. И теперь я буду смотреть и слушать эти два: средний и маленький…
— Сразу два? — удивился Юра. — Почему?
— Видишь ли, мой друг, — терпеливо объяснял Старик-Ключевик, — я же говорил, что они старые, с дефектами: один из них давно онемел, а другой ослеп. Их любезно предоставили мне в безвозмездное пользование мои родственники. Это очень выгодно: не надо покупать новый, ведь это дорого. Однако приходится смотреть и слушать программу сразу в двух телевизорах, вот так…
Старик-Ключевик включил сначала маленький телевизор: в нем зазвучал голос диктора, хотя экран оставался темным. Потом Старик-Ключевик включил средний телевизор: экран засветился, и на нем появилось изображение диктора на фоне какой-то стройки — диктор улыбался, двигал губами, но звука не было. Звук шел из маленького телевизора с темным, слепым экраном.
— Понятно? — спросил Старик-Ключевик. Катя и Юра кивнули.
— Очень интересно! — сказала Катя. — И как вы это только додумались?
— Такой уж я сообразительный, — довольно улыбнулся Старик-Ключевик.
— Я теперь тоже буду смотреть два телевизора, — сказал Юра, — ваш и наш…
— Но у вас же есть прекрасный цветной телевизор! — рассмеялся Старик-Ключевик. — А мой уже вовсе не годный.
— И слепой, и глухой? — спросил Юра.
— Совершенно верно. Он годится только на то, чтобы его разбирать. И собирать из него что-нибудь другое…
— Что?
— Ну, это уж ты сам сообразишь, — сказал Старик-Ключевик. — Не мне тебя учить… Ведь так?
— Так! — важно сказал Юра.
Чаепитие на потолке
В этот день папа и мама решили встретиться днем возле кафе «Националь», что на углу улицы Горького и Манежной площади. Они всегда там встречались, когда это надо было, потому что кафе находится неподалеку от библиотеки Ленина, где занимается мама. Сегодня папа должен приехать туда после того, как сдаст картину в закупочную комиссию. Он даже хотел получить небольшой аванс. Папа был уверен, что все будет в порядке. И мама тоже на это надеялась.
Папа и мама решили зайти в кафе и выпить на радостях кофе с пирожными — отпраздновать, так сказать, успех, — а потом поехать домой на такси, накупив по дороге разных подарков — Кате, Юре и Старику-Ключевику. Но никогда не говори «гоп!», пока не перепрыгнешь: уже полчаса стояла мама перед входом в кафе, а папы все не было. По улице мела поземка, ветер резал лицо, и мама очень замерзла. Наконец она увидела, как папа спускается вниз по улице Горького, держа под мышкой злополучную картину. Мама сразу все поняла, и на душе у нее стало тоскливо. Ни о каких кофе с пирожными не могло быть и речи… и вообще… Но мама постаралась взять себя в руки и встретить папу бодрой улыбкой. Конечно, ей это только так казалось, что улыбка у нее бодрая. Папа же, увидев ее улыбку, подумал: «Бедняжка! Опять эта грустная улыбка… Вот-вот заплачет». Ведь папа давно изучил в мамином лице все тончайшие оттенки. Так же, как и мама в его лице.
— Ну, что там? — спросила мама.