Все утихшие ощущения разом вернулись, вызвав в Лере вначале восторг, а потом, когда ей стало казаться, что она не способна вместить больше энергии — дикую боль.
— Что ты делаешь, Мэйр?! — кричала Тан, но видно было, что покинуть круг она не может.
Поток усиливался и усиливался. Лера, получавшая вместе с силой и болью знание обо всем, происходящем вокруг, понимала, что не только энергия Сэма сейчас возвращается в ее тело, но и сила всех, выпитых ранее драконов, сила, которую когда-то украли Тан и ее ведьмы. Небывалая сила, какую никогда еще не получала ни одна из них…
Лера слышала свой крик откуда-то издалека. Она желала только одного — выплеснуть часть этой силы, вернуть ее Сэму, но ничего не могла. Ее тело, хрупкое человеческое тело, стало вдруг вместилищем всей этой энергии.
Трясущаяся, упавшая на колени Тан проклинала Мэйр, Нив лежала ничком, сотрясаемая судорогами, другие ведьмы падали, как подкошенные, некоторые вспыхнули, словно свечки, другие просто почернели и рассыпались.
— Мэйр! Перестань! — верещала глава ковена, но Мэйр стояла непреклонно, держа поднятыми руки и выжимала последние крохи энергии из своих недавних соратниц.
Сила сорвала цепи, связывающие Леру, подняла ее в воздух, закрутила водоворот вокруг серебряного столба. Несмотря на нестерпимую боль, то чувство охватившего ее восторга и мощи, Лера не смогла бы забыть, никогда не смогла…
А потом яркая вспышка света поглотила все вокруг, и потерявшая сознание Лера мягко опустилась на пол.
Заблудившийся 23
На улице было душно. Несмотря на вечер, августовская жара никак не хотела отпускать мегаполис. За окном двадцатого этажа вяло, как жуки, ползали изнывающие от жары прохожие, гремел пробегающий мимо трамвай, неслись бесконечным потоком гудящие авто.
В офисе во всю работали кондиционеры, но Андрей терпеть не мог искусственный их холод — всегда лучше переносил жару. И сейчас он стоял у окна, ловя лучи перевалившего далеко за полдень солнца.
— Андрей! Ты отчет по продажам сделал? — крикнул Вадик, развернувшись на своем крутящемся кресле на сто восемьдесят градусов.
— Да… — вздохнул Андрей. — Сделал.
— И что у тебя получилось?
— Падают.
— И че делать будем? Какие мероприятия шефу предлагать, а?
— Подумаю об этом завтра, — сказал Андрей, решительно отворачиваясь от окна и направляясь к своему рабочему месту рядом с Вадиком.
— Печеньку? — в обычной своей манере, предложила сидевшая напротив Андрея девушка.
Она всегда и всем предлагала печенье, которое, кстати, у нее водились в неисчерпаемом количестве, она носила его в кармане в маленьких пачках, в сумке, оно лежало у нее во всех ящиках стола, на столе, в шкафу… Но несмотря на чудовищные запасы выпечки, девушка была стройной и симпатичной, да еще и обладала чувством юмора. Ведь только с чувством юмора можно без обид носить прозвище Печенька, и охотно на него отзываться. Прозвище так к ней прилипло, что ее настоящие имя и фамилию помнили, наверное, только в отделе кадров.
— Не, ну ты посмотри, унесенный ветром тут выискался, — не унимался Вадик, — завтра он подумает. Да завтра нас с тобой шеф к крестам приколотит вверх головами и выставит вдоль коридора. Мероприятия надо.
— Не приставай ты к человеку, Куцинин! — снова вмешалась Печенька. — Видишь, не расположен он к мероприятиям. Может он о высоком думает. О любви. Кстати, о мероприятиях, Андрюха, а не хочешь сегодня по пивку?
— О! — обрадовался Вадик. — Я хочу!
— Нет! Только Андрюша и я, и никаких Куцининых и прочих упырей, — отрезала Печенька.
— Свидание? — сощурился Вадик.
— Что ты! — Печенька сделала круглые глаза. — Какое свидание в наши-то молодые годы у двух совершенно свободных разнополых людей? Как ты мог такое подумать? Вот если вы вдвоем в бар пошли, это было бы свидание.
— Дура, ты, — обиделся Вадик.
— На намеки на гомосексуальность обижаются только латентные гомосексуалисты, — Печенька показала Куцинину язык. — Ну как ты, Андрей? Идешь? Пиво, футбол, можно боулинг.
Печенька не была в его вкусе. И все вроде при ней, но вот бывает так, что не твое и все тут. Но отказываться он почему-то не спешил. Сколько уже лет он один? Трудно и вспомнить. С тех пор, как приехал сюда из провинции. Живет как робот: работа — дом. Оторваться в конце концов можно хоть иногда. Да и кружечка пива с симпатичной девушкой ни к чему не обязывает…
— Не ходи с этой язвой, лучше давай мероприятия придумаем, — нудил Вадик, добавив, сам того не желая, Андрею решительности.
— А пошли, Печенька! Только я футбол не люблю. Давай в кино сходим.
— Нет! Ну вы посмотрите на это процветание блуда и разврата на рабочем месте!
— Молча завидуй, Куцикин! — хором закричали на него Андрей с Печенькой и разом засмеялись.
Печенька вела его по каким-то совершенно незнакомым закоулкам, убеждая, что знает тут одно место…
— Слушай, а ты случайно не маньячка, которая заманивает парней на пиво, а потом держит в подвале и закармливает до смерти печеньем?
— Маньячка-маньячка, — деловито с совершенно серьезным и немного рассеянным видом закивала девушка, оглядываясь при этом по сторонам.
— А я ведь и имени твоего толком не помню. Вот представь, добрался я до телефона, звоню в полицию: «Меня похитила… Печенька».
— Че, серьезно не помнишь? Значит, у нас есть задание на вечер, будешь угадывать! Ну ты посмотри, как все удачно, прям как первое свидание! Тут, кажется, поворот был…
— Что? Заблудилась? Знал я, что топографическим способностям девушек доверять не стоит.
— А ты тут сексизм не разводи. И вообще, ты ковчег построил?
— Чего?
— Зверей собрал? Что? Нет? Так и не ной! Ной тут выискался. Вот придем, еще благодарить меня будешь.
— Марта.
— Что?
— Ну это я угадываю.
— Ааа. Когда до Румпельштильцхена дойдешь, разбуди — я поржу.
— Ира.
— Холодно.
— А у тебя имя хоть русское?
— Хм… Скажу русское ты ж Прасковий с Евдокиями начнешь перечислять. Русское, а может греческое, я понятия не имею, если честно.
— Елена?
— Я, конечно, прекрасная, но не она, нет. Давай дальше.
Они свернули в очередной сомнительный проулок, в который Андрей по темноте не решился бы соваться. Благо, темнело поздно, а вот назад такси надо будет брать.
— Тамара.
— Это не греческое.
— Я не разбираюсь. Катя.
— Мимо.
— София.
— Ранил.
— Что?
— Ну, в смысле первую букву угадал.
— А… И как же тебя? Светлана, что ли?
— Бинго! Прикинь, ты на работе единственный будешь знать эту страшную тайну — мое имя.
Печенька вдруг остановилась. Впереди, прямо на мостовой сидела девушка. Потерянный взгляд, потрепанная одежда. Она была такой хрупкой, такой несчастной, и вызывала в Андрее эмоции схожие с чувством, когда видишь брошенного котенка.
— Скорую надо вызвать, — тихо проговорил он, доставая телефон. — Вдруг ей плохо.
— Да какую скорую, не ссы, подойди спроси, что да как.
— Но…
— Иди, иди. Вызовешь скорую, ее в психушку упекут.
— Что?..
— Иди, говорю! — Света настойчиво подтолкнула его вперед.
Андрей подошел, присел на корточки, ища глаза девушки… какие странные ярко-золотые глаза… Она посмотрела на него радостно, будто вспомнила давнего друга и в его голове пронеслось: «Я заблудилась!»
— Что?..
«Помоги мне, — просили ее глаза так отчетливо, как не сказал бы ни один голос ни на одном языке. — Сэм, помоги мне».
Он отпрянул от нее, будто его ударили током, растерянно оглянулся на Свету, которая стояла и криво улыбалась какой-то всезнающей улыбкой. Снова посмотрел на девушку.
«Сэм, я заблудилась… — опять сказали ее золотые глаза. — Я так устала и заблудилась».