Дверь оказалась не заперта, вернее, заперта символически - при первом же рывке отлетела накинутая изнутри щеколда. Марк вступил в узкую прихожую, а оттуда - в комнату, настолько просторную, что ее границы терялись во мраке. Впрочем, он тут же сообразил, что это иллюзия, созданная прихотливой игрой светотени. И вот уже из угольной пустоты сложилась нелепая махина шкафа, и длинный диван, а может, и просто стоящая вдоль стены лавка, и более светлый прямоугольник окна, и еще что-то - низкое, квадратное, по-видимому, тумбочка или большая коробка.
Посреди комнаты громоздился стол, на котором горела свеча, стояли бутылка и полная стопка водки, лежало что-то в промасленном пакете. Марк подумал - закуска, а так, конечно, кто знает. За столом сидел мужик в телогрейке и меланхолично смотрел на крохотный язычок пламени.
Одутловатое лицо, глубокие залысины. Волосы, точно присыпаны золой. Марк невольно искал в нем черты своей любимой, но не находил. Этот невзрачный тип и Алена, казалось, были сделаны из разного теста. Кем бы они ни приходились друг другу.
Марк неловко кашлянул, и мужик обернулся.
- Ну, заходи, - хмуро приветствовал он гостя, - раз пришел. Садись, выпей. Все равно я не могу. А ты чего пришел-то?
- Поговорить надо.
Марк присел на табуретку. Все заготовленные вопросы разом выветрились из головы. О чем, в самом деле, беседовать с этим хмырем, сидящим за початой бутылкой? Что он может рассказать про Алену? Он и свое имя, наверное, уже забыл, и могзи последние пропил.
- Ну, говори, - нехотя солгасился мужичок. - Отчего не поговорить? Я тут целый век торчу.
К стулу прирос. А эти вообще в подвалы попрятались. Будто не понимают, ад - внизу... Тебя как звать-то?
- Марк.
- А я, значит, Василий, - хмырь икнул и уставился на гостя красными воспаленными глазами, - Дмитриевич. Можно просто Вася. Марк... ты это. Угощайся. Черт, до чего противно быть трезвым! Сразу мысли всякие в голову лезут. Пока тут сижу - столько всего передумал, - пожаловался Василий, и губы его брезгливо покривились, точно речь шла о чем-то мерзком и грязном. - Ненавижу думать!
- Так выпейте, - предложил Марк.
Алкаш взглянул на него с ненавистью.
- Ты дебил, что ли? Сказал же - не могу. Вот, глянь.
Усмехнувшись, Василий обхватил стопку костлявыми пальцами и приподнял над столом - и чем выше поднимал, тем быстрее убывала в ней жидкость. К губам он поднес рюмку уже пустую. Понюхал и, скривившись, возвратил на место.
- Даже запаха не осталось.
- Что за фокус? - удивился Марк.
Алкаш рассмеялся и тут же закашлялся, прикрывая ладонью рот.
- Черт, простыл... Вечно этот сквозняк. Окна не закрываются... Какие еще, к дьяволу, фокусы? Попробуй сам, если не веришь. Может, у тебя получится. В конце концов, это моя карма, а не твоя.
- Не пойму, как вы это делаете, - признался Марк, разглядывая рюмку на свет. - Какая-то оптическая иллюзия?
Василий равнодушно пожал плечами.
- Майя... иллюзия бытия.
- Что?
- Не важно, - он махнул рукой. - Ты, мужик, чего пришел-то? О чем говорить? - его взгляд вдруг помутнел, сделался подозрительным. Ревниво заострились черты лица. - К Верке моей пришел?
Марк покачал головой.
- Я ищу Алену.
Он подумал, что Василий, должно быть, безумен. Все они здесь безумны, отравлены холодом, темнотой и отчаянием, выстужены изнутри, как манекены в пустых витринах. Да и сам он, Марк, наверное, давно сошел с ума. Бродить ему теперь до скончания века по снежным лабиринтам ночного города, пока не станет добычей шатал. Впрочем, охотников он не боялся. Гораздо страшнее застрять в безвремении, в бесконечном пути, который, по сути - хождение по кругу.
«Я сплю или спятил?- вопрошал себя Марк. - А может, и то, и другое?» Уж очень все вокруг напоминало сны душевнобольного.
Безумный и чудовищно одинокий в своем безумии, он думал, что беседует с другим человеком, а на самом деле заговаривал собственные страхи. Проиграть, оказаться обманутым, без поддержки и человеческого сочувствия. Никогда не найти Алену.
- Кого, дочку мою? Аленку? Ты ей муж, что ли?
- Нет, не муж. Друг. Мы учились вместе.
- А если не муж, зачем ищешь? Тебе что от нее надо? - злобно процедил Василий, и его тусклые глаза налились кровью. - Шалава! Всегда знал, что Аленка - шалава. Как ее мать!
Распаляясь все больше, от ударил кулаком по столешнице. Жалобно звякнула рюмка. Свеча подпрыгнула, заметалось тонкое пламя, окутавшись коричневым флером копоти. Марк вздохнул и слегка отодвинулся от стола. Ему стало противно и грусно.
Василий распинался, кляня на чем свет лживость и подлость мира, ругал гулящую жену, тещу-кровопийцу, никчемную дочь и еще каких-то посторонних людей. Марк слушал вполуха, а сам точно смотрел в прозрачную воду.