- Прошу прощения, сударь, хотелось видеть вас в минуту вдохновения...
- Пустое! - Овцын устало махнул дланью и снова повалился на сено. Анна Аполлоновна, не откажите...
- Да ничего интересного, - тихо начала княжна. - Просто хотелось доказать суеверным мужикам, что никаких чудес в этом подвале нет.
- Эге! - осенило Ильина. - Так это про вас мне говорил деревенский пастух. Пропала-де генеральская дочь, все село перепороли...
- Как?! - воскликнула Анна Аполлоновна. - Узнаю нрав папа. Он так дрожит надо мной, и вот... Но как ему не совестно пороть!.. Фи, плантатор! Но я проучу его, я целый год не стану выезжать в свет! Пускай его донимают расспросами, пускай он рассказывает о своем деспотизме. И бриллиантовое колье, то, что он подарил мне по случаю выпуска из института, не стану надевать.
- А какой вы кончали? - машинально спросил Ильин.
- Смольный, - с горьким смешком ответила княжна.
- Пардон, я, может быть, ослышался? - проговорил Овцын. - Но Смольный это монастырь. Вы постриглись?
- Это учебное заведение, где преподают полезные знания и хорошие манеры для дворянских девиц, - разъяснил Ильин и обратился за подтверждением к княжне: - Я не ошибаюсь?
- И очень сильно. Это заведение, где девушку нравственно калечат, приуготовляя к служению прихотям мужчины: она должна уметь танцевать, музицировать, сочинять стишки, вышивать и прочие глупости в том же роде.
- Не нахожу, - возразил Ильин. - Если бы в наше время вместо того, чтобы учить сопромат, корпеть над кульманом...
- Что это? - заинтригованно спросила княжна.
- А-а, такие же глупости. - Ильин решил прервать разговор, чреватый новым крупным объяснением.
- Я бы хотела резать лягушек, заниматься физиологией... как Базаров, мечтательно протянула Анна Аполлоновна. - Но папа, этот ужасный человек, и слышать не хочет ни о чем подобном. Он даже короткую стрижку мне запретил.
- Такие чудесные волосы... - с ужасом в голосе начал Овцын. - Ваш родитель явил истинную мудрость.
- Вот именно, - поддакнул Ильин.
- За укрощение волоса анафема на богохульника, - резюмировал Ивашка. Не токмо девице и бабе о том думать зазорно, но и мужу грех великий. На плате образ Спасителя нерукотворный запечатлелся - с брадой, с усами. Неужто лепоту сию рабам божиим дозволено брить?! Тако в латинах богопротивных творят, зане в сеть диавольскую уловлены.
Забрезжил еще один диспут, и филолог решил подавить самую возможность его в зародыше. Быстро сказал:
- Иван Анисимович, вы бы лучше про то, как в подвал церковный попали...
- По никониан проискам ся в подземелие вверг. От отцев Выгорецкой пустыни учительное послание на Москву, в вере крепким, вез. Да настигли в Никольском Погосте государевы люди, некуда бежать было. Шепнул тогда верный человек, у коего на ночлег стал: под церковью попытай счастья укрыться, авось-де крестом святым да крестным знамением от нечистой силы оборонишься. А стрельцы, бог даст, в подвал тот не сунутся... Вот и угодил бесам в лапы...
- Ну нет, это вовсе не бесы, - миролюбиво произнес Ильин. - Они не меньше нашего ошарашены происшествием. Насколько я мог судить по поваленным деревьям, метеорит ухнул совсем недавно. И представьте себе ужас этих людей: из воронки полезли какие-то типы, одетые невесть во что... Да, кстати, не грех бы выяснить все-таки, в какой год по нашему календарю мы угодили.
- Вы полагаете, нас занесло далеко? - встревожился Овцын.
- Да уж на несколько столетий, это как пить дать.
- Что же они с нами сделают? - потерянно спросила княжна.
- Согласно утверждениям ряда исследователей у некоторых народов в языческую эпоху существовал обычай поедать умерших родителей, а также пленников, - сказал Ильин. - Я считаю, что подобные умозаключения чаще всего основываются на выдумках христиан-миссионеров. Но теперь, мне кажется, мы имеем полную возможность проверить это на практике...
- Веселая перспектива, - обреченно отозвалась Анна Аполлоновна. - И потом... почему вы решили, что мы попали к язычникам?
- Что-то в них такое было... Ни разу не перекрестился никто, не поминал имени Христова... И еще, знаете, я сейчас только вспомнил, шарили у меня под рубахой... Теперь понимаю - крест искали...
- Верно, - воскликнул Овцын. - И у меня из-за пазухи шнурок первым делом выдернули.
- И у меня, - сказал Ивашка. - Я-то сразу смикитил: диаволовы слуги, животворящего креста боятся. Забился, не дал святыню сорвать...
- А вот меня не обыскивали, - сказала княжна. - Выходит, не такие уж они дикари, какое-то воспитание получили...
- Если они обычай пленных есть имеют, нам от ихнего воспитания проку мало, - задумчиво произнес Овцын.
- Да я вам только гипотезу, предположение то есть привел. К тому же ее мало кто разделяет, - поспешил успокоить Ильин.
- И все же... - Голос коллежского секретаря звучал по-прежнему озабоченно. - И все же почитаю за лучшее отсюда ретироваться... Надо изыскать возможность бежать.
- Легко сказать, - проворчал филолог и включил фонарик.
Найдя низкую дверь, сбитую из крупных плах, он навалился на нее плечом и принялся раскачивать. Но сработано было на совесть - дверь не шелохнулась.
Ильин сунул фонарь в карман и стал колотить по грубо обструганным плахам.
- Эй, открывайте!
Дверь внезапно подалась, и яркий свет ослепил филолога. На фоне голубого прямоугольника мешковатая фигура отворившего дверь казалась непроницаемо черной. Заслонившись ладонью, Ильин сказал:
- Позовите начальника! Кто тут у вас главный?
Теперь он различил черты лица стража. Из-под светлых кустистых бровей на него внимательно смотрели серые глаза. Крупный нос с горбинкой, облупившийся от солнца, придавал физиономии караульщика горделиво-хищное выражение.
- К волхву хощешь? - со странным носовым клекотом спросил горбоносый и смерил Ильина оценивающим взглядом. - Жди.
И захлопнул дверь.
Филолог принялся было гадать вслух, кто этот волхв. Но успел только проинформировать своих соузников, что так именовали авторы летописей жрецов древнеславянской языческой религии.
- Они совершали жертвоприношения и молитвенные обряды перед изваяниями богов...