- Так ты хороший фехтовальщик?
Овцын самодовольно кивнул.
- Увидишь, коли гости незваные пожалуют. Досадно только, что нет шпаги моей любимой или эспадрона. Такими вот штуками не приходилось рубиться. Ну да ничего, бог не выдаст, свинья не съест.
- Знаешь что, купцы еще спят, по-видимому, - что-то никто на дворе не появлялся. Иди буди всех - Густавсона, Вельде, Фишера. А я, пожалуй, собственным вооружением займусь.
В горнице Ильина стояло несколько массивных дубовых табуретов. Один из них Виктор и решил приспособить для целей самообороны. Отпилив две толстых ножки, он спустился в нижний этаж, где находилась поварня.
Под толстым слоем пепла рдели угли. Зарыв в них кочергу, Ильин подождал, пока она раскалится как следует, и принялся прожигать дыру в ножке табурета.
За этим занятием его и застала Анна. Лицо ее было заспанным и в то же время встревоженным.
- Что за беготня на дворе? Немцы латы понадевали, мечами подпоясались. Да и в городе непонятное что-то творится...
- Варяги пришли. Помнишь, в апреле Ярослав за море уходил? Теперь вот нашел себе защиту против отца...
- А чем кончится дело?
- Я в подробностях не помню, но, кажется, варяги немало дров здесь наломают и князя с горожанами основательно поссорят. Правда, Владимир ровно через месяц умрет, и его карательная акция не состоится.
- Вовремя. Иначе не стать бы нашему князю Ярославом Мудрым. Так ведь?
- Выходит, что так.
- А что это ты мастеришь?
- Нанчаку. Помнишь, я тебе рассказывал, что занимался каратэ. У нас одно время бум был - каждый, кто немного нахватался, открывал свою школу, становился сенсеем, то есть учителем. Врали друг другу: у меня черный пояс, у меня желтый или еще какой-нибудь - это знаки той или иной степени мастерства. Я тоже моде поддался, почти год ходил на занятия к какому-то жучку, который на этом деньги делал. Но польза, конечно, была определенная немножко в форму пришел, ловкость появилась. Да и постоять за себя смогу хоть и нет никакого пояса, все-таки десяток приемов я освоил.
- Слушай, к чему это все? Если они нападут, мы ведь их так проучить можем, - она рассмеялась. - Помню физиономию того малого, который ко мне интерес возымел, ну тогда, в первый день... Помню, как он вопил словно оглашенный: ве-едьма!
- Анюта, ты что, забылась? - строго сказал Ильин. - Ведь сговорились же: ни в коем случае свои способности не демонстрировать. Да нас тут живо за чародеев сочтут, дай тогда бог ноги. Хочешь, чтобы все наши усилия насмарку пошли: вживались, вживались в эпоху, и нате - высунули ослиные уши.
- Ну прости, я позабыла. - Анна беспечно пожала плечами.
- Можно, я посмотрю, как вы будете драться?
- Только в щелку, - улыбнулся Ильин и сразу посерьезнел. - Не выходи из горницы, иначе варягам трудно будет удержаться от желания познакомиться с тобой поближе.
- Ты считаешь меня такой неотразимой? - Анна с головой закуталась в голубую накидку и прошлась перед Виктором, покачивая бедрами.
Он не выдержал, вскочил и принялся беспорядочно целовать ее в глаза, в лоб, в подбородок, в губы.
По ступеням крыльца затопали чьи-то ноги. Ильин как ужаленный отскочил от княжны и с размаху сел на табурет. Но вошедший в поварню Овцын, похоже, почувствовал что-то. Насупясь сказал:
- Бонжур, Аня. А я к тебе стучал, предупредить хотел...
- Ах, здравствуй, милый Вася! - с наигранной радостью воскликнула княжна.
Влюбленные слепы, полутонов не разумеют. Овцын принял ее слова за чистую монету и расплылся в улыбке. И остался молча стоить у дверей, блаженно глядя на Анну.
Она грациозно не обошла - обогнула его и выбежала наружу. Василий проводил ее глазами и, снова помрачнев, обратился к Виктору:
- В конце улицы уже толпа показалась, на дворы гостей ломятся, кричат, мечами ограды секут.
- Много их, варягов?
- Не столько варягов, сколько голытьбы - на богатые дома наводят, так, по крайней мере, купец один говорит - только что к нам защиты пришел искать со всем семейством.
Ильин пропустил прочную бечевку в отверстия, прожженные в ножках табурета, и связал ее прочным морским узлом. Несколько раз взмахнул нанчакой, крутанул перед собой, перекинул за спиной из одной руки в другую и еще раз проделал те же самые операции.
- Недурно, - похвалил Овцын. - К тебе и с мечом не подступишься.
- Помни об уговоре - молниями не швыряться, - сказал Ильин.
На дворе слышались возбужденные голоса, по ступеням затопало множество ног. В двери возникло несколько круглых физиономий.
- Господин Шмальгаузен, - по-немецки закричал один из купцов. - Они уже совсем близко. Мы боимся этих варваров, может быть, лучше выкатить им несколько бочек вина?
- Знаете, русские говорят: дашь палец, откусят руку. Надо показать свою силу, - заявил Виктор.
Его поддержал Овцын:
- Если они почувствуют, что мы их боимся, то завтра придут за новой данью. А в результате вообще весь Готский двор разграбят.
- Придется драться, - вздохнул немец.
Через несколько минут ворота уже трещали от натиска толпы. Викинги, белобрысые, рыжие молодцы в кольчугах, размахивая мечами и боевыми топорами, вопили на своем - весьма похожем на немецкое - наречии:
- Эй, жирные каплуны, лучше подобру откройте!
Голка - чумазые плечистые оборванцы - восторженно выкрикивали изощренные ругательства.
Овцын не вытерпел и яростно крикнул по-русски:
- Эй вы, быдло пьяное! Я вам языки-то позавяжу!
Взрыв яростной брани покрыл его слова. Чернь всей массой бросилась на ворота. Толстенные плахи затрещали, но первый натиск выдержали.
Овцын в несколько прыжков достиг ограды и обнажил меч. Рядом с ним встали несколько немецких купцов и их приказчиков. И когда створки ворот все же распахнулись от напора, викинги вынуждены были остановиться - они не могли ринуться во двор кучей, а только по пять-шесть человек в ряд.
Угрожающе взмахнув широким мечом, кряжистый детина с клокастой рыжей бородой рыкнул:
- Я Сигурд Волчий Хвост! Слышали, что бывает с теми, кто противится мне? Прочь с дороги!