- Разумно толкуешь, хозяин... Первое дело - болота, там всякая злая сила кишит. Только зевни - она тебя в трясину и утащит. Второе место, излюбленное нечистью, - банище. Без надобности туда тоже не суйся, особо по ночам. И перекрестков дорог бойся - там бесы невидимым образом хороводят. Видал, наверное, как на росстанях пыль столбом крутит - то не ветер балует, то ведьмину свадьбу нечисть справляет. Брось нож в такой хоровод пыли, он враз рассыплется, а на земле кровь увидишь. Пойди потом в ближнюю деревню да по домам погляди внимательно - обязательно какую-нибудь бабу с рукой либо щекой замотанной найдешь. Та ведьма и есть.
- М-да, - задумчиво произнес Ильин. - Вся поднебесная некими бесплотными силами заселена, того и гляди на кого-нибудь налетишь.
- А как же, - закивал Истома. - Ведь их, нечистиков разных, многие тыщи. Какое дело ни возьми - им некий дух заведует, добрый либо злой. Даже и у христианских попов так заведено: за лошадями один святой приглядывает, за курями другой, в бабьих печалях третий помогает. Совсем как у нас.
- У кого у нас? - опять подала голос Анна.
- У кого - у кого, - передразнил рулевой. - Не думай, мы тоже в церкву ходим, попу то куренка, то рыбки принесем...
Все-таки небезопасно было объявлять себя открытым приверженцем дедовской веры - Истома, видно, искусился уже в подобных ситуациях.
Высокий берег, вдоль которого шла ладья, на всем своем протяжении был покрыт смешанным лесом. Только редкие избушки - теплины охотников и рыбаков свидетельствовали о населенности этих мест. Серые кучи льда, лежавшие в затененных ложбинах, вызывали ощущение хрупкости, недолговечности этой зелени, этого голубого неба с пухлыми ленивыми облаками. Когда суденышко приближалось к таким местам, из чащобы тянуло холодной сыростью. Северное лето еще боролось с остатками зимнего воинства, только теперь этот поединок довершался вдали от человеческого глаза, в темных непролазных дебрях.
"Вот это неизменное, вековечное, над чем не властно время", - думал Ильин, глядя на проплывающие за бортом молодо зеленеющие кроны берез, на беспокойное серебро осиновой листвы. "Все умирает и возрождается, целиком повторяя то мгновение жизни, породившей этот непрочный, мятущийся мир... Впрочем, что это я. Слова, поэзия... Земля каждую секунду преображается, и к прошлому нет возврата. Только цикл изменений в природе не так приметен. Вымерли ящеры и гигантские папоротники, мамонты и бронированные рыбы... И в человеческом сообществе то же - по-видимому, все возвращается на круги своя - война сменяет мир, тиран наследует доброму правителю, и снова люди уповают на благодетеля... Полное подобие времен года... Но неприметно вымирают мамонты-человеки и место их занимают макаки. Гигантам тесно на земле, пигмеи куда лучше приспособлены к жизни... Так что же: эволюция - это неизбежный путь измельчания всего сущего?.."
- Эй, ворона бьются! - крикнул кто-то из гребцов.
Ильин вздрогнул. Прямо по курсу ладьи в вышине трепыхался многокрылый черный клубок. Время от времени птицы разлетались в разные стороны и снова кидались друг на друга, роняя перья.
- Плохая примета, - нахмурился Ильин. - Быть войне.
- Так то и без воронов ясно, - отозвался Поздей. - Князь Ярослав варяг по какую лихоманку привел?
- Верное твое слово, - кивнул рулевой. - Чтоб ему на вторую ногу охрометь. Столько годов в мире и благоденствии прожили. Почитай, как Владимир Святославич на Царьград ходил - лет тому уж тридцать, наверное, будет - с той поры и не было брани. А теперь этот змееныш смуту затевает, опять на наших загривках вся тягота военная повиснет.
- Да уж, от варяг, да от наших княжих мужей не жди добра, для них люди, что солома, - сказал широкогрудый гребец, сидевший, опершись спиной о мачту.
VIII
- Что такое КБ? - спросила Анна.
- Откуда ты взяла это?.. Я разве говорил при тебе?.. - удивленно отозвался Ильин.
- Слышала, как ты Василию объяснял про ваше времяпрепровождение.
Ильину не по себе стало - он припомнил, как рассказывал Овцыну: "Зашел к приятелю на работу - он в КБ мается. Как раз чей-то день рождения был заперлись, выпили как следует, у кого-то ключи от пустой квартиры оказались, поехали туда, стали вызванивать "куриц"...
- Так что такое КБ? - повторила Анна.
- Ничего хорошего, - мрачно сказал Виктор. - Конструкторское бюро.
- А что там делают?
- У кульманов - чертежных досок - по целым дням треплются: про тряпки, про летающие тарелки...
"Слава богу, про "куриц" не спросила - наверное, не поняла, чистая душа", - со стыдом подумал Ильин.
- Хоть бы одним глазком взглянуть на все это, - вздохнула Анна.
Ее не переставало удивлять скептическое отношение Виктора к своему времени. Хотя он уже тысячу раз рассказывал ей об издержках цивилизации, сделавших жизнь горожанина в конце XX века далеко не такой идилличной, какой она представлялась мечтателям вроде Веры Павловны из "Что делать?", Анна все же не могла себе представить, как можно не любить мир самодвижущихся экипажей, электричества, эскалаторов, огромных летательных аппаратов, телевидения и пересадки сердца...
- Знаешь, я для тебя прозвище придумал. Целый год оно вызревало. Буду тебя в честь твоей любимой героини Верой Павловной звать.
- Ради бога, я совсем не обижусь, мой повелитель... Расскажи мне, пожалуйста, о твоей жене. Почему вы развелись?..
И Анна снова прильнула к нему.
Выдался один из тех редких часов, когда они могли остаться вдвоем. Овцын ушел к реке вместе с бурлацким "шишкой" - так здесь именовали руководителей ватаг, проводивших суда вверх по Ловати, - чтобы многоопытный артельщик определил, смотря по грузу, сколько людей потребуется на переход до волока.
Лежа на кипах свежего духовитого сена у стены постоялого двора, Виктор и Анна видели все, что делалось у воды, на деревенской улице и в огородах. Народу в деревне было немного - старухи да мелюзга, - все трудоспособные с раннего утра разбрелись по пойме. Повсюду, куда глаз хватал, шел покос - то и дело то в одном, то в другом месте ярко вспыхивали отсветы солнца на косах.
Постоялый двор, дававший приют путникам и бурлакам, был также пуст все его немногочисленные на эту пору обитатели были в разгоне. Только к вечеру ожидались хлебные барки с верховьев - на них должна была вернуться ватага, водившая караван немецких гостей к волоку на Двину.