- Я же сказал, в семидесятом...
- Нет-нет, я имею в виду здешнюю хронологию.
- А-а... Тому, батенька, уже пятьдесят семь лет...
Ильина словно обухом по голове ударило. В висках застучало, перед глазами поплыли огненные круги.
- Что с вами? - схимник испуганно взял его за руку.
- Пятьдесят семь лет? - едва ворочая языком, повторил Ильин.
- Да, представьте себе. Четырнадцатого сентября годовщина.
- Так еще не исполнилось пятьдесят семь? - дрожащим голосом спросил Виктор.
- Ну что тут какие-то три-четыре недели считать, - пожал плечами Воздвиженский.
Ильин, задыхаясь от спешки, принялся излагать ему свою теорию каналов во времени, открывающихся каждые пятьдесят семь лет. Потом вдруг резко прервал рассказ и сказал:
- Да ведь я и не спросил у вас, каким образом вы сюда угодили...
- Я и сам не понял, - улыбнулся схимник. - Плыл на бударке - так по-местному маленькие лодчонки именуются - по Каспию, в версте от берега. Стояло полное безветрие, теплынь, благодать. Вдруг откуда ни возьмись огромный свищ на воде закрутился, и меня прямо туда потащило... С минуту пытался выгрести - куда там. Я было молитву со страху читать принялся, чего лет десять уже из идейных соображений не делал - как вдруг ухнул куда-то в тартарары. Очнулся среди каких-то скользких извивающихся тел. От отвращения и ужаса обезумел - принялся руками и ногами отбиваться, карабкаться наверх. Вдруг на солнечный свет выскочил, вижу: вокруг меня бьются десятки рыбин осетры, севрюги, белорыбица, сельди. И колотимся мы все вместе на дне огромной ямы с пологими краями. Я, натурально, скорее выбрался из нее. Гляжу: что за диво - море от меня в часе ходьбы плещется, белые барашки по нему бегут. Ну а сам весь в слизи, в чешуе, побежал мыться...
- Так вы хоть поняли, что попали в метеоритную воронку? - радостно улыбаясь, спросил Ильин. - Я ведь испугался было, что вы каким-то другим способом сюда угодили - тогда бы моей гипотезе грош цена.
- Нет, признаться, не думал об этом. Я вообще долго понять не мог, что стряслось. Пока в рабство не попал... Но об этом после расскажу. Продолжите, ради бога, о ваших умозаключениях. И объясните мне, почему я тонул в море, а оказался далеко на суше. При чем здесь метеориты?
Виктор рассказал, каким образом вывел формулу пятидесятисемилетнего цикла, о тех выводах, которые сделал на ее основании, как принялся искать мигрантов... Что же касается странного поведения Каспия, тут, заверил он, никакой мистики нет - за девять веков его уровень значительно поднялся. Именно этим некоторые историки объясняли в его, Ильина, время упадок, а затем и полное исчезновение хазарских городов, находившихся в прибрежной зоне. Свои выкладки он заключил на оптимистической ноте:
- Так что вам, почтеннейший Варфоломей Михайлович, очень повезло с этим подъемом вод - иначе вы оказались бы на глубине нескольких метров и, чего доброго, захлебнуться могли.
- Может быть, так проще было бы, - нахмурясь, сказал Воздвиженский. За те годы, что я в ярме ходил, сотни раз смерть призывал...
Ильин не перебивал. Старику, видно, нелегко было возвращаться к тяжелым воспоминаниям - он долго вздыхал, откашливался. Наконец, снова заговорил:
- Я пошел вдоль берега в ту сторону, откуда приплыл на бударке. Местность там пустынная, единственная примета - полуразрушенная башня из сырцового кирпича неподалеку от того кратера, в который судьбе было угодно меня ввергнуть. И вот, несмотря на эту открытость - верст на десять видно в любую сторону - я не примечаю знакомого калмыцкого хотона, из которого отправлялся. Прошел час, другой - ничего нет, безлюдье. Наконец, заметил какие-то не то кибитки, не то юрты, раньше их тоже тут не было. Подхожу детишки чумазые копошатся, бабы-азиатки. Не успел нескольких шагов по этому хотону сделать - я-то за калмыцкое селение эти кибитки посчитал, - что-то меня по шее ожгло, и я наземь полетел. Вскинул руки - а это, оказывается, волосяной аркан у меня на горле захлестнули. Подбегают ко мне какие-то грязные оборванцы, я им: вы что, шельмы, по закону ответите, я полицеймейстеру пожалуюсь. Вижу: не понимают. Потащили меня в какое-то грязное стойло. А на следующий день в город повезли и на базаре какому-то жирному негодяю продали. Я чуть с ума не сошел - ничего понять не мог, что происходит. Только когда в доме того борова - хазарина, как потом выяснилось, - нескольких русичей-рабов увидел, кое-как уразумел, куда и главное - когда попал...
Воздвиженский замолчал и внимательно посмотрел на Ильина.
- Знаете что, Виктор Михайлович, вы ведь спать хотите. Заметил я, как вы глаза кулаком терли. Признавайтесь.
- То, что вы говорите, настолько интересно...
- Не увиливайте! Сейчас же доедайте рыбу... Погодите, я вам вина налью, у меня есть кувшинчик заветный.
- Только вместе с вами, Варфоломей Михайлович.
- Ну что ж, по такому случаю, извольте...
Они чокнулись глиняными кружками. Ильин с наслаждением пил густой терпко-сладкий напиток.
- Ого, что за сорт?
- Для причастия держу, - подмигнул схимник. - Вот и вы причастились... А теперь спать.
Вино и впрямь оказало магическое действие на Ильина. Почти двое суток он постоянно ощущал внутри себя угрожающее гудение натянутой струны, грозившей вот-вот порваться... Теперь это дрожание исчезло, на душе было тепло и пусто. Виктор освобожденно вытянулся на соломе и провалился в небытие.
III
- Вольно было нам витийствовать: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...", - с горькой усмешкой говорил Воздвиженский. - Когда сам попадаешь в мясорубку истории, совсем иначе начинаешь думать.
- Я вот из спокойной, даже однообразной эпохи сюда угодил, - отозвался Ильин. - Вся жизнь, с раннего детства до зрелости прошла в условиях стабильности, недвижимости... Сколько раз говорил себе: ну когда же что-нибудь произойдет? Я прямо-таки жаждал перемен, и тогда эти строки Тютчева готов был на знамени своем написать. А теперь как о потерянном рае вспоминаю...
Они сидели на берегу Днепра возле ладьи и сортировали улов: в одну сторону откладывали осетров и стерлядей, в другую - щук, лещей, жерехов. Из красной рыбы монахи обычно приготовляли тельное и пироги, остальная рыба шла на уху.
Ильин сам вызвался идти со схимником, когда тот чуть свет направился к выходу из пещеры. Подняв голову со своего соломенного ложа, Виктор сказал: