Огромная масса рабов-славян получила свободу. Целыми вереницами потянулись через степь к Дону недавние полоняне. Среди них брел и Варфоломей. Последний раз оглянувшись на дымящиеся развалины Итиля, он вздохнул с тяжелым сердцем, - если здесь он хоть как-то сумел приспособиться в чужом веке, то будущее казалось тревожным и неопределенным. Но вскоре он забыл о своих страхах. Чувство свободы, простора сладко пьянило, наполняло верой в то, что все на свете ему по плечу. Он был молод, здоров, обладал обширными познаниями. Единственное, что омрачало радость, - некому было открыться, излить душу.
Знание языков снова сослужило хорошую службу Воздвиженскому. Киев времен Святослава был переполнен купцами и воинами из всех стран Европы и Востока. После нескольких месяцев общения со скандинавами и выходцами из германских земель Варфоломей настолько усовершенствовал свой немецкий, что стал исполнять роль толмача при Гостином дворе, на котором останавливались приезжие с Балтики. Начатки латыни и греческого, усвоенные в бурсе, теперь помогли овладеть этими языками в полном объеме; со временем Воздвиженский смог переводить богословские прения между сторонниками разных вероисповеданий. Подобные диспуты не раз устраивались в покоях великого князя и его матери княгини Ольги...
Потом было тревожное время Ярополка, княжившего почти восемь лет, междоусобицы истерзали Русскую землю, повсюду размножились разбойничьи шайки, кочевники что ни год выжигали окраинные города. Торговля заметно страдала от смут и набегов - Воздвиженский, по-прежнему исправлявший должность толмача при Гостином дворе, отмечал постепенный упадок киевских ярмарок.
После вокняжения Владимира в стране установился прочный порядок. Новый властитель начал ежегодные походы против соседних племен и государств, передав дела внутреннего управления в руки волхвов и веча.
В этом месте рассказа Ильин спросил:
- Почему же в летописях никогда не говорится о роли языческих жрецов в управлении государством?
- Я тоже думал об этом, - ответил схимник. - Вероятно, какие-то упоминания имелись, но со временем исчезли. Ведь таким образом умалялось бы значение княжеской власти... Это не только на Руси было в обычае. Норманны, с которыми я общался, также рассказывали, что все дела у них решались на тинге, а жрецы исполняли роль госсекретарей при парламенте...
Выходит, борьба христианства и ислама против язычества - это борьба режимов личной власти против демократии?
- Мировая борьба, - уточнил Воздвиженский. - Я бы сказал жестче: это борьба тирании и народовластия. С одной стороны идет сила, отрицающая всякую возможность иных взглядов на бытие, с другой - обороняется общество, основанное на терпимости. Ведь везде в тех странах, которые в последние десятилетия стали добычей христианства, последователям этой религии всегда дозволялось свободно поклоняться своему богу, строить храмы. Как, впрочем, представителям всех иных исповеданий.
- Если перевести то, что вы сказали, на язык моего времени, то это была борьба мирового тоталитаризма против мировой демократии.
- Тоталитаризм?.. А, понимаю-понимаю: тотальный - значит всеобщий, всеобязательный...
...В год крещения Владимира и его войска в Корсуни Воздвиженскому исполнилось пятьдесят лет. К этому времени он был женат и имел двух сыновей. Дом его находился недалеко от северных ворот города, и, стоя на крыльце, он видел с откоса, как пылил по Боричеву взвозу дубовый Перун, привязанный к хвосту коня, как дружинники колотили палками низвергнутого идола. Вместе со своей семьей Воздвиженский в толпе киевлян брел под окрики княжеских воинов к Почайну. Вместе со всем народом они стояли по грудь в воде, держа на руках детей, пока епископ и его свита расхаживали по берегу, выкрикивая крестильные ектений и вопрошая, отрекаются ли продрогшие люди от сатаны. Дружинники с копьями, стоявшие вдоль всего берега, мрачно смотрели на вопящих младенцев и плачущих молча взрослых.
Воздвиженский не стал даже доказывать, что его крестят во второй раз, ибо давно уже - со времен университета - не придавал церковным обрядам никакого значения...
Старик надолго умолк, неподвижно глядя на струящуюся воду. Потом вздохнул, поднялся и сказал:
- Давайте наверх пойдем.
Ильин понял: ему почему-то не хочется говорить о том, что было дальше.
IV
В большой пещере было относительно светло - несколько сальных свечей с треском плавились на деревянных плашках, стоявших посреди длинного стола, за которым собрались четверо монахов и Ильин. Перед ними на большом глиняном блюде дымилась гора отварной рыбы, над медным котлом клубами поднимался пар.
За еду не принимались, так как вот-вот должен был подойти пятый обитатель пещер - инок Савва, отправившийся за хлебами в посад.
- Ангел вам за трапезу! - запыхавшись, проговорил монах, ввалившись в подземелье.
- Что запозднился? - недовольно спросил брат Ефрем, тот самый высокомерный черноризец, который неприветливо встретил Ильина.
- Я уж караваи было в мешок сложил, а у бабы той из печи кирпич выпал. Я смикитил - к худу. Хлеб обратно отдал, пошел к другим.
- Вот это хорошо, - одобрили участники застолья.
Пока Виктор помогал двум монахам варить уху и стряпать пирог, он узнал, что Варфоломей схоронил жену и детей - с тех пор он будто бы и ушел из мира - сначала жил где-то в греческом монастыре, а потом вернулся на Русь и поселился в выкопанной им самим пещере. В последнее время к нему стали присоединяться ищущие спасения от грехов мира.
Медленно жуя свежий хлеб, Ильин исподволь поглядывал на Воздвиженского. Что может удерживать его в этом мире? Он, конечно, стар - семьдесят семь лет, но, может быть, рискнет отправиться с ним на Каспий?..
Когда они вернулись в келью схимника, Виктор спросил:
- Кстати, Варфоломей Михайлович, сколько дней вы добирались от Итиля в Киев?
- Да где-то с месяц брели.
- Ого! - заволновался Ильин. - Я могу и не успеть. Давайте-ка сразу договоримся - возвращаемся вместе или...
- В какой год я попаду, если ваша гипотеза окажется верна?