Постояв несколько секунд, Глеб двигался дальше, пытаясь себя уверить, что ничего необычного в этом нелепом передвижении по странному каменному тоннелю нет. Но тревога и страх брали свое, и, наконец, Глеб понял, что тревога сменяется ужасом. Ему стало казаться, что кто-то преследует его по пятам. Глеб то и дело оборачивался и светил мобильником себе за спину. Тоннель был пуст, но Глебу казалось, что он замечал какое-то стремительное бесшумное движение.
«Все хорошо, – убеждал себя Корсак. – Это просто нервы».
И продолжал путь, вытирая рукавом пиджака влажный от выступившего пота лоб.
Глеб Корсак никогда не страдал болезненной мнительностью, но то, что происходило с ним сейчас, определенно напоминало паранойю. Стараясь успокоиться, Глеб вдруг подумал, что давно уже не испытывал ничего подобного. После развода с Машей на протяжении многих месяцев он полностью отдавался своему горю, жалел себя, изматывал мыслями о безвозвратности своей потери, но постепенно ощущение вселенского горя сменилось какой-то апатией, а затем и полным безразличием к собственной жизни.
– К черту! – тихо проворчал Корсак, пробираясь по тоннелю. – Нашел время для психоанализа.
Наконец, в неверном свете дисплея появились каменные ступени, поднимающиеся вверх. Глеб остановился. Ступени выглядели очень древними, были покрыты множеством трещинок, поросли мхом. Кое-где ступени были сильно выщерблены. Но все же это было похоже на выход!
Глеб двинулся по ступеням вверх – медленно и осторожно. Через десять или двенадцать ступеней он наткнулся на дверь, сделанную из плотно подогнанных друг к другу вертикальных железных прутьев.
Глеб разглядел замочные петли, но самого замка не было. Он ухватился за ручку и потянул дверь на себя. Она скрипнула и приоткрылась.
Глеб оказался не то в пещере, не то в гроте. Впереди он увидел мерцающий свет и сразу понял, что свет этот – уличный, дневной.
Пройдя несколько шагов, Корсак услышал шум, похожий на шум моря. Он прошел до конца пещеры и остановился у выхода. Перед ним шумели, покачивая ветвями на ветру, могучие дубы.
– Роминтская пуща, – пробормотал Глеб, завороженно глядя на деревья.
Глеб улыбнулся и сделал шаг вперед. Носок его ботинка поддел какую-то вещицу, валяющуюся на земле, и она отлетела, с тихим стуком ударилась о дерево и откатилась в сторону. Глеб нагнулся и поднял вещицу с земли.
Это была губная помада.
На улице вечерело. Юрий Петрович сидел на скамейке, возле машины Глеба, прижимая руку к груди. Завидев Глеба, он вскинул голову и взволнованно воскликнул:
– Глеб! – Но тут же поморщился от боли в груди. – А я уже не знал, что делать, – сипло добавил он. – Принес вам стремянку с соседней стройки. Кричу, кричу – а вы не отзываетесь. Я попробовал спуститься в подвал сам, так чуть ногу не сломал. Думал уже бежать и звать кого-нибудь на помощь!
– Не очень-то вы торопились, – иронично заметил Корсак, присаживаясь рядом с библиотекарем.
В глазах Юрия Петровича мелькнула обида.
– Вы не правы, – тихо сказал он. – Я бы сразу побежал, да сердце прихватило. Пока нашел валидол, пока отдышался… А телефон я уронил в подвал, когда пытался туда спуститься.
Глеб почувствовал укол совести. Похоже, старику и правда не здоровилось.
– Простите, Юрий Петрович, – искренне сказал он, вглядываясь в бледное лицо Клинкова. – Как вы себя сейчас чувствуете? Хотите, я вызову «Скорую»?
Глеб потянулся в карман за мобильником, но вдруг вспомнил, что телефон разряжен.
– Ничего, ничего, – сказал Юрий Петрович. – Мне уже хорошо. Таблетка помогла. Она всегда помогает. Постойте!.. – Вид у Клинкова стал озадаченно-растерянный. – Да ведь я вас не спросил – как вы здесь очутились?!
Глеб не удержался от улыбки, уж больно комично выглядел библиотекарь.
– Прорыл нору в земле, – сказал Глеб. – Как крот.
– Смешно. Ну, а если серьезно?
– Я нашел дверь, ведущую в подземный тоннель. И пошел по этому тоннелю. Шел, шел и пришел к выходу.
Клинков приоткрыл рот от изумления:
– Тоннель? И куда же вы вышли?
– В лес.
– Выходит, Борис был прав? И подвал действительно соединен с Роминтским лабиринтом?!
– Вполне возможно. – Глеб потянулся в карман за сигаретами, но пальцы его наткнулись на губную помаду.
Глеб пару секунд раздумывал, потом взглянул на библиотекаря и спросил:
– Скажите-ка, Юрий Петрович… Вот вы часто общались с моим дядей… Как он относился к женскому полу? Ну, то есть, была ли у него подруга жизни?
Клинков поправил пальцем очки, которые совсем не надо было поправлять, из чего Глеб заключал, что сильно смутил библиотекаря.
– А почему вы спрашиваете?
– У выхода из тоннеля я нашел вот это. – Глеб вынул из кармана помаду и показал Клинкову.
– «Шанель Руж Коко»… – прочел тот название фирмы. – «Восемьдесят восемь эсприт».
– Так была у него подруга или нет?
– Этого я не знаю. – Клинков вернул Глебу помаду, а затем снова приложил руку к груди и слегка поморщился.
– Ладно. – Глеб протянул Клинкову руку. – Давайте подниматься. Меня уже тошнит от запаха гари. А пиджак придется отдать в химчистку.
Глеб и Юрий Петрович подошли к машине Глеба. Пожилой библиотекарь шел, прихрамывая и держась рукою за грудь. Глеб шел усталой походкой, он был сильно вымотан и думал сейчас только о холодном коктейле – треть стакана водки, треть тоника, лимонный сок и много-много льда.
Остановившись у машины, Глеб открыл перед Клинковым дверцу и помог ему забраться в салон на кресло рядом с водительским. Затем обошел машину, сел за руль и захлопнул за собой дверцу.
Заводя мотор, Глеб снова вспомнил про губную помаду.
– Юрий Петрович, можно задать вам личный вопрос?
– Задавайте, – разрешил библиотекарь.
– Вы правда питаете романтические чувства к Аделаиде Рудольфовне?
Клинков улыбнулся.
– Что вы, Глеб Олегович! Мы с ней просто друзья. Нет, не просто друзья, а очень хорошиедрузья.
– Кажется, она так не думает.
– Знаете, когда-то, лет сорок назад, она была настоящей красавицей, и за ней ухаживали толпы поклонников. Среди этих поклонников был и я. Но в ту далекую пору она меня совершенно не замечала. А теперь…
Библиотекарь замолчал, не считая нужным заканчивать фразу.
– Понимаю, – сказал Глеб. – Мы все боимся старости.
– У женщин это острее. Женщина умирает, как только перестает чувствовать себя женщиной. Но она будет женщиной до тех пор, пока у нее остается хотя бы один поклонник.
Глеб улыбнулся.
– Возможно, не все женщины такие.
– Возможно. Но мы ведь говорим о конкретной женщине. А она – такая.
Корсак хмыкнул и тронул машину с места.
Глеб подбросил Юрия Петровича до самых дверей библиотеки. Перед тем, как покинуть машину, Клинков покосился на пластиковый пакет, в который Глеб упаковал рукопись, и задумчиво пробормотал:
– Carmina morte carnet [1] . —Потом перевел взгляд на Глеба и спросил: – Что вы будете делать с книгой, Глеб Олегович?
– Не знаю, – честно ответил Глеб.
Библиотекарь улыбнулся.
– Для начала попробуйте ее прочитать, ладно?
– Честно говоря, я не большой любитель развлекательной литературы.
– И все же попробуйте, – мягко, но настойчиво произнес Клинков. – Для него это было важно. Быть может, это станет важным и для вас.
– Помочь вам выбраться? – предложил Глеб, меняя тему.
– Не надо. Всего доброго!
Юрий Петрович, кряхтя, вышел из салона и с силой захлопнул за собой дверцу – так, что содрогнулась вся машина.
– А на вид немощный, – с улыбкой проговорил Глеб и нажал на газ.
…Спустя полчаса он сидел на высоком стуле перед поцарапанной дубовой стойкой, ожидая, пока бармен смешает коктейль. Чтобы скрасить ожидание, Глеб достал из кармана свои трофеи – губную помаду и серебристое колечко с черным камушком посередине. Помаду он убрал обратно в карман, а колечко принялся разглядывать.