О том, чтобы расслышать приказ, не могло быть и речи. Даже прикосновения стали практически неощутимы из-за непрекращающейся вибрации воздуха, и те шлепки, которые сержанты раздавали солдатам, чтобы привлечь внимание, почти не чувствовались.
Люди умирали слева и справа от Кацухиро, сраженные жужжащими роями шрапнели или выстрелами со стороны врага, приближающегося, словно бурлящий поток. Они падали незамеченными, и их крики никем не были услышаны. Вот он тянется за новым блоком питания, и в следующий момент видит, что парень рядом с ним уже разорван на куски, или осознает, что бункер, из которого несколько мгновений назад уничтожали противника, превратился в пылающие руины…
Под проливным кровавым дождем новобранцы открыли огонь со второй линии крепостного вала. И вновь, заблудшие и проклятые из огромной армии Хоруса ринулись на них, не заботясь о собственных жизнях. На смену нелюдям и мутантам пришли мерзости похуже — каждый взгляд сквозь железный прицел открывал новые кошмары. Еще несколько месяцев Кацухиро трепетал бы от ужаса при виде любого из них, но теперь он просто стрелял, методично переходя от одной цели к другой.
Последние бастионы палили из своих пушек, пока их стволы не раскалились докрасна. Они убивали и убивали, но враг не прекращал наступление, не отступал и не убегал. Позади противника три осадные башни с грохотом двинулись вперед, сокрушая все на своем пути. Дым скрывал их от Кацухиро, и он мог видеть лишь их неясные очертания, освещенные болезненным сиянием разряжающихся щитов. Они станут следующей угрозой, готовой уничтожить его, если призывнику удастся пережить это наступление.
«Эгида» сотрясалась в такт барабанному грохоту разрыва снарядов, залпов плазмы и выстрелов лазеров. Визг пустотных щитов был худшим из звуков, что оглушали Кацухиро. Когда разрушалось очередное линзовидное поле, раздавались потусторонние стонущие вопли, создавая впечатление того, что щит был измученным погибающим существом.
Слои «Эгиды» разрушались все чаще. После каждого повторного запуска пустотные щиты восстанавливались с потерей мощности. Противник брал слабые места на прицел и усиленно обстреливал их, тем самым расширяя бреши и открывая Стену для огня артиллерии. Щиты за фортификациями все еще держались, но над внешними укреплениями «Эгида» уже мерцала угасающим светом.
Орудийный огонь поливал стены Дворца. Бомбардировка сеяла хаос среди передовых линий обороны, разрывая землю и превращая укрепленные позиции в островки сопротивления среди бурлящего моря ненависти. Все больше снарядов проходили сквозь «Эгиду» и все больше лазерных лучей уничтожали бункеры и разрушали бастионы, пока потоки испепеляющей плазмы хлестали защитников, испаряя их.
Кацухиро не переставал стрелять, даже когда все его товарищи были убиты. В начале Осады призывников было столько, что они переполняли бастионы и оружия на всех не хватало. Теперь же их осталось слишком мало даже для того, чтобы растянуться по всей линии обороны. Больше, чем когда-либо, они полагались на орудия Дворца и дальнобойное оружие бастионов.
«Нам всем пришлось стать снайперами», — подумал Кацухиро, вспомнив о Доромеке. Он был уверен, что ветеран убил Ранникана, и если бы не миллионы предателей перед ним, призывника это бы обеспокоило.
Продольный огонь отрезал врага от крепостной стены, но мертвых было так много, что они образовали собой высокий вал, создавший прикрытие для идущих позади. Фосфексные гранаты, выпущенные с вершин бастионов, поджигали убитых, обращая их в пепел, но противник даже это использовал себе на пользу — под прикрытием черного дыма, стелющегося от чадящих костров, он еще сильнее продвигался вперед.
Над головой взревели боевые корабли Легионес Астартес, готовясь атаковать стены. Вокруг них в воздушной дуэли кружили самолеты. Подобное неистовство можно было увидеть на любом уровне сражения, но Кацухиро не мог осознать весь масштаб битвы. Все, что сейчас существовало перед ним — звериные лица, искаженные яростью, летящие в него лазерные лучи и когтистые руки, в бессильной злобе тянущиеся к вершине бастиона.
Дым и ядовитые газы, которые ветер развеял днем, вернулись вновь. Кровавый дождь шел пеленой, а мир вокруг был пропитан яростью и охвачен таким смятением, что Кацухиро уже не мог надеяться на выживание. Однако неважно, минуту ли он проживет или столетие, одно можно было сказать наверняка: