Кацухиро упал на колени и стиснул челюсть так крепко, что зубы едва не сломались. Боль превосходила все страдания, которые он пережил до сих пор. Зрение затуманилось, а веки его дрожали. В этот момент он хотел умереть, но не мог перестать смотреть…
Под огнем ужасного оружия линзы защитного поля погасли, словно тлеющие угольки, и окончательно вышли из строя. Их отказ вызвал цепную реакцию в сотовой конструкции «Эгиды». С болезненными вспышками и пронзительным треском огромная полоса наземного щита рухнула, лишив прикрытия пятьдесят километров по обе стороны от Врат Гелиоса, открывая силам Магистра Войны путь для прямого штурма стен. Неисчислимые тысячи наземных артиллерийских орудий молотили по огромным стенам или стреляли поверх оборонительных сооружений по гигантским зданиям, которые они должны были защищать.
Момент настал.
Гигантские трубы на двигательных установках осадных башен извергли зеленый дым. Колеса, в десять раз превышающие человеческий рост, вгрызлись в землю, и массивные сооружения накренились вперед. Стороны, обращенные к осажденным, ожили вспышками щитов, когда защита Дорна попыталась их уничтожить.
Башни Гвардии Смерти неумолимо устремились к разрыву в «Эгиде».
«Погибель Миров» обрушились на внешние укрепления. Орудия «Землетрясение» вспороли почву. Макро-снаряды оставляли целые кратеры в камне, а плазма превращала рокрит в кипящие гейзеры. Выстрелы оружия — от заурядного до экзотического — ударили в пространство между первой и второй линиями обороны. Теперь, не прикрытые щитами, порядки лоялистов оказались разорваны на части. Бомбардировка была интенсивной и беспорядочной: дабы убить несколько тысяч защитников, последователи Хоруса гибли сотнями тысяч. Земля вздымалась и разверзалась, поглощая живых и мертвых, а бастионы крошились по всей линии обороны, словно черепа под ударами молотов.
Защитники дрогнули и побежали.
Ветераны отступали с той же прытью, что и истощенные полки новобранцев, за которыми они присматривали.
Другого выбора не было.
Кацухиро отрешенно бежал вместе с остальными, покинув свой пост. Его душа была скована после стольких недель ужаса. Глухота в левом ухе на самую малость изолировала его от ярости битвы, а усталость окутала тело коконом. Ему казалось, будто он парит над собой. В крови бушевал адреналин, заглушая сознание и толкая только вперед, к выживанию, в то время как бестелесная часть Кацухиро, которая существовала отдельно от хлюпающей крови и мышц, равнодушно наблюдала за происходящим откуда-то с высоты.
Он уворачивался от взрывов и бежал мимо остывающих куч раскаленного докрасна камня. Все вокруг оказалось охвачено огнем: если где-то поверхность и не была расплавлена, то она представляла собою дымящуюся смесь грязи и крови. Ноги Кацухиро утопали в обжигающих красных лужах. Лицо пылало, а волосы потрескивали на затылке. Кровь заливала глаза, ноздри и рот, пока по лицу текли слезы. Немногие оставшиеся в живых казались лишь хрупкими черными фигурами в клубящемся пламени. Они бежали без паники, все вместе направляясь к возвышающейся цитадели Врат Гелиоса. Ворота были плотно закрыты от внешнего мира, а башни подвергались яростной атаке, которая должна была убить всех солдат еще до того, как они приблизятся к убежищу. Но идти было некуда, и поэтому они бежали от одного источника неминуемой гибели к другому.
Позади Кацухиро стена огня вздымалась в небеса, и все остальное меркло перед ее сиянием и жаром. Черным силуэтом на фоне ада вырисовывался Бастион-16, чьи защитники все еще отчаянно отстреливались. Остальные внешние форты уже исчезли, поглощенные огнем врага. Над царящим опустошением, неотвратимо подползающим ближе к подножию оборонительных сооружений, раздался хрипящий зов труб, и гигантская осадная башня прорвалась сквозь пламя, подобно топору, сокрушающему щит.
Сооружение было таким же высоким, как и стены, которые ему предстояло штурмовать. Огонь орудий Дворца сосредоточился на башне, и перед ней дугой вспыхнуло силовое поле, переливаясь, словно масляная пленка на воде. Пустотные щиты поглощали все выстрелы защитников. Передняя часть осадной машины — гротескная, похожая на тотем из какого-то дикого мира — была окована броней в форме семи гигантских бронзовых ликов, наложенных друг на друга. Их раскрытые в беззвучном крике рты изрыгали потоки сфокусированного излучения пушек, заменявших им языки, и оставляли на стенах расплавленные полосы.
Масштабы этой конструкции отвергали собой здравый смысл: высотой в сотни метров, с огромными колесами, башня не должна была оставаться цельной, не говоря уже о том, чтобы двигаться, но, тем не менее, она это делала, раскатывая землю перед собой большим бульдозерным отвалом; дым валил из двигателя неизвестного происхождения, который толкал осадный конструкт вперед.